ночь. Но я вдруг почувствовал себя почти счастливым.
Когда я вернулся, все замолчали.
– Вот твоя сумка, волчонок. – Старуха бросила мои вещи.
К счастью, внутри лежал мой дневник. Это очень, очень помогает сейчас. Заснуть бы всё равно не получилось, а так хотя бы документирую случившееся.
Но, кажется, по моему лицу этого было не понять, потому что ведьма посмотрела на меня с каким-то… сочувствием, что ли.
– Не бойся, мальчик, лучше выпей.
Оборотни все сидели вокруг костра и пили из одной большой чарки, которую передавали друг другу.
– Что это?
– Выпей, милый, – ласково проговорила Марина.
Меня вообще-то воротит от всяких там «милых», но на этот раз я пропустил мимо ушей.
А Марек вдруг предательски воскликнул:
– Пей до дна!
События Долгой ночи были настолько невероятными, что я уже не мог сопротивляться безумию и сделал глоток чего-то горьковатого, пенящегося. Один глоток, за ним второй, и так под всеобщее «пей до дна», пока и вправду не осушил чарку.
А когда, довольно улыбаясь, попросил ещё, ведьма-волчица захлопала в ладоши.
– Да он совсем наш. Был волчонок, – сказала она, хитро щурясь, – станет волк.
– Никогда, – процедил я. Радость тут же словно водой смыло. Дрожь ледяная, колкая добралась до самых костей.
– Не пугай его, Дэгрун, – раздался мягкий голос.
Мы все оглянулись. Княжна стояла в стороне от костра, пытаясь удержать бесчувственную девушку в сером намокшем платье.
– Клара…
Оборотни подскочили со своих мест, кинулись к Княжне. И я тоже, но поспешил не к ней, а к Кларе.
– Нашла её у Русальего острова, – неожиданно виновато пояснила Княжна. – Она в порядке, просто… Дэгрун, поможешь?.. – обратилась она к ведьме-волчице.
Я подхватил Клару на руки.
– Ей нужно домой, к отцу. Он доктор…
– Его больше нет, – зло сказала Анна.
– Тогда… ей нужно к людям.
– Принеси её сюда, волчонок, – приказала ведьма-волчица.
Недоверчиво я обернулся на старуху. Однажды она пыталась забрать мою жизнь и подчинить себе, обратить человека в волка. С этими восемью у неё всё получилось. Ведьма украла их прошлую жизнь. Как можно ей доверять?
– Дэгрун умеет излечивать опасные раны и болезни, – проговорила негромко Княжна.
Я старался на неё не смотреть, но знал, что она выглядела на удивление смущённой.
Всё внимание я старался уделить Кларе на моих руках. Её губы были синими, а кожа бледной. Она казалась совсем ледяной. Заснувшей слишком глубоким, пугающим сном.
Медленно, не желая выпускать Клару из рук, я подошёл к старухе. Она по-прежнему сидела на своём месте у костра, наблюдала за мной с лукавой улыбкой.
– Давай её сюда, волчонок. Не трону… и не превращу ни во что. Но ей нужны силы, – сказала Дэгрун (видимо, так, на скренорский манер, её зовут. Не представляю, откуда у нашего Бездонного озера появились скренорцы. Волчий лог находится слишком далеко от северных островов).
– Якуб, – позвала старуха, – подбрось дров в костёр. Мне нужен будет огонь.
Пусть я старался не отрывать глаз от Клары, но заметил, что почти все оборотни окружили Княжну. Вместе они сидели по другую сторону костра и что-то негромко обсуждали.
Мне же было мучительно стыдно смотреть на Княжну. И потому, что она знала о моей глупой непрошенной любви, и потому, что я пусть и на короткое время, но посчитал её виновной в убийствах.
Дэгрун положила Клару на подстилку, головой к себе на колени. Подняв руки, старуха прищурилась, повела пальцами, точно ухватила тонкую нить. Я нахмурился, а Якуб, разводивший огонь пожарче, пояснил:
– Дэгрун плетёт чары. Укрепляет жизнь в девушке. Ты не можешь этого увидеть, но её нить почти оборвалась.
– Нить?
– Нить жизни. Она есть у каждого, но увидеть её может только чародей или такой, как я, кого коснулась чародейская сила. Нить на вид такая золотая, пылает огнём, когда крепкая. А у твоей подруги нить тонкая, едва теплится.
– Её пытались утопить русалки, – раздался с другой стороны костра голос Княжны. – Катажинка вытащила её из воды.
Только тогда я заметил на запястье Клары следы волчьих зубов.
– Русалки посреди зимы? – удивился Якуб. – Почему они не в спячке?
– Потому что духи ощущают волнение. Сегодня граница снова сдвинулась.
Анна понурила голову, и короткие волосы мокрыми сосульками упали ей на лоб.
– Я пыталась их остановить…
– Не вини себя. Граф разрушил уже не одно святилище.
– Зачем он это делает? – Не выдержав, я прямо посмотрел на Княжну. – Зачем ему так нужен лес? Только ради того, чтобы стать оборотнем?
Вот уж чего мне точно не понять. С самого детства, с первой встречи с ведьмой-волчицей, я мучился от страшных снов, в которых вместо рук у меня были звериные лапы, в которых на меня накинули волчью шкуру и уже никогда не сняли обратно.
– Ради Великого леса. И Совиной башни. – Княжна кивнула куда-то мне за спину, в темноту.
Я оглянулся и на сереющем, словно ледяная стена, ночном небе заметил очертания стен. Прямо посреди Великого леса, окружённая елями, стояла высокая башня. Совсем как в сказке, рассказанной охотником.
– Когда-то здесь был город чародеев, – сказала нарочито равнодушным голосом Княжна. – Но его разрушило время.
– А вы… что же… на улице под открытым небом живёте?
Оборотни засмеялись.
– Сегодня Ночь костров, – пожал плечами Якуб и взялся за топор, чтобы нарубить ещё дров. – Так положено. Конечно, у нас есть избы. Мы привели почти целую улицу в порядок. Весь город, конечно, восстановить нам не по силам. Да и незачем. Нас слишком мало. А в башню мы не ходим. Она только для Старшей Совы.
– Для кого?
– Для главной чародейки Великого леса. – Он посмотрел на Княжну.
Она сидела, окружённая волчатами, точно настоящая княжна со своей свитой. Вишнёвый платок оттенял бледное лицо и делал кожу фарфорово-белой.
Я хотел задать ещё сотни вопросов, но Клара вдруг судорожно вздохнула, и всё моё внимание вернулось к ней и к ведьме-волчице.
Дэгрун сделала движение, точно обвязала запястье Клары невидимой нитью. Кожа девушки порозовела.
– Жить будет. Может, даже не простудится, – сказала старуха. – Но стоит вернуть её домой, пока не проснулась. Ты, волчонок, уведи девушку обратно к людям. Она никогда не ступала на наши земли. Тебе уже не сбежать, но ей ещё не поздно.
И с этими словами Дэгрун провела рукой по волчьей шкуре, прикрывавшей её ноги. Я сразу узнал её.
– А это…
– Да, мой муж. Твой отец снял с него шкуру после смерти. С моих волчат тоже, но я их все выкрала, все подарила своим новым детям. Только одну, которая принадлежала моему мужу, сохранила…
Пожалуй, не стоило задавать такие вопросы, но во мне взыграла дурацкая привычка фольклориста.
– А шкура нужна, чтобы…
– Да, волчья шкура нужна, чтобы превратиться в волка, – кивнула ведьма. – Совиные перья – чтобы в сову. Заячья лапка – чтобы в зайца…
С каждым словом она всё шире расплывалась в улыбке, а я, кажется, сильнее бледнел.
– Я не хочу, чтобы она тосковала в одиночестве. – Голос Дэгрун вдруг переменился, а взгляд устремился мне за плечо, туда, где стояла она.
– Почему ей должно стать одиноко?
– Потому что граф начал охоту, и скоро кто-нибудь из нас погибнет. – Лицо старухи оставалось непроницаемым, но в голосе слышались обречённость и смирение. Она уже знала свою судьбу и приняла её. – Многие из нас погибнут…
Дэгрун перевела взгляд на меня, и я невольно немного отпрянул.
– Ты не нравишься мне, мальчишка. Сказу честно: я ненавижу тебя за тебя самого. За кровь твоего отца, который убил всю мою семью. За имя твоих предков, которые правили Бездонным озером многие века и не давали жизни простым людям. Я не люблю тебя за слабость и даже за всю твою… человечность. Но, наверное, ей нужен будет кто-нибудь вроде тебя, когда меня не станет. Может, ты нужен ей даже больше, чем я когда-либо была.
– Почему?
В моих ушах всё ещё звучал холодный голос Княжны. Я всё ещё слишком хорошо помнил, каково это – ощущать себя ненужным. Непрошенным. Незванным. И слова ведьмы дали мне надежду, которую я мечтал бы вырвать из груди.
– Потому что она мечтает быть человечнее, чем мы.
Дэгрун провела рукой по волчьей шкуре, зарываясь пальцами в мех.
– Так что, Михал, когда станешь моим волком? – усмехаясь, спросила она.
Я не успел найти подходящих слов.
