— Картинка длится несколько секунд, — предупредил он. — Качество средненькое, хорошо видны глаза и черты лица, хотя борода и волосы многое скрывают.
Запись начиналась с размытого изображения, через две секунды на экране возникло лицо заложника с затравленным взглядом, длинной бородой и всклокоченными волосами. Перепуганный человек пытается отодвинуться от приставленного к горлу ножа, его взгляд мечется и наконец упирается в объектив камеры.
— Все, — объявила Клара.
— Это не новая запись. Планы, звук, положение тела и некоторые детали прически и одежды бездомного ясно на это указывают. Похитители как будто сознательно изъяли этот кусок, чтобы дослать вторым, так сказать, заходом.
— Они что, играют с нами? — удивился Эрик.
— Можно сказать и так, — кивнул Шарль. — Хотят подогреть интерес СМИ и общественного мнения, продемонстрировав лицо заложника.
— Послание было?
— Да. Тот же вопрос, что и в прошлый раз: «Какова цена этого человека?» — ответила Изабель.
Шарль взволновался:
— Похоже, их не удовлетворил полученный ответ. Они дают нам дополнительный элемент, но повторяют вопрос.
Помолчав, он продолжил:
— Это значит, что собранная сумма недостаточна… или деньги им не нужны.
— А может, они хотят забрать то, что уже собрано, — вмешался Эрик.
— Нет, — не согласился Шарль, — они ведь даже не заикнулись о способе передачи. Их не устраивает наш ответ.
Эрик молчал. Что-то — он сам не знал что — его беспокоило. Возбуждение превратилось в глухую тревогу, сбивавшую его с толку и щемившую сердце. Неужели все дело в странном диалоге с похитителями, напоминающем манипулирование, или в угрозе, проглядывающей в повторенном похитителями вопросе? Возможно. Он склонился к последнему объяснению, поскольку оно избавляло его от тяжести на душе.
— Нужно подстраховаться и предупредить площадь Бово до показа записи, — объявил он, не отрывая взгляда от лица человека на экране.
Идея Эрика удивила коллег.
— В чем дело? — спросила Изабель.
Сюма беспомощно развел руками, показывая, что ни в чем не уверен.
— Не знаю… Что-то в этом деле мне не нравится. Мы должны защитить себя от возможных сюрпризов.
Шарль поднялся, не в силах справиться с возбуждением.
— Я согласен с Эриком. Мы задержим показ материала на полдня и даже на сутки — возможно, появится новая информация о заложнике. Заодно продемонстрируем похитителям, что сами принимаем решения.
— Но они могут разозлиться, если не увидят свою запись в вечернем выпуске, и пошлют диск на другие каналы, которые не станут терзаться сомнениями! — воскликнула Клара.
— Это вряд ли. Пока что мы были единственными получателями, — ответил Шарль.
Эрик решил вмешаться. Возможность упустить сенсацию составляла куда более конкретную угрозу, чем зыбкое предчувствие, возникшее после просмотра видео.
— У нас есть промежуточное решение. Можно сообщить о получении диска и послания и объявить, что мы их изучаем и покажем в следующем выпуске…
— Отличная идея, — согласилась Изабель, — и великолепная приманка.
* * *
За полдня полиция опознала заложника.
«Нам необходимо проинформировать вас, месье Сюма, сведения крайне важные». Голос Фредерика Лена в телефонной трубке звучал очень серьезно, даже повелительно, встреча была назначена прямо в Министерстве внутренних дел.
Эрик взял такси и по пути на площадь Бово попытался справиться с обуревавшими его противоречивыми чувствами. Он мог гордиться, что один из самых влиятельных политиков страны выбрал его в собеседники. Детское тщеславие было не к лицу маститому журналисту, но Эрик так и не смог избавиться от этого чувства, входя во двор величественного здания. Кроме того, его терзали сомнения. Неужто он где-то облажался, поверил, что сам ведет игру, а в действительности был всего лишь пешкой?
Не мог он избавиться и от смутного страха. Логика этой истории ускользала от него. Возможно, его ждет крупное разочарование. Эрик предчувствовал, что предстоящая встреча вряд ли польстит его самолюбию — уж скорее заставит усомниться в верности собственных суждений. Его не пригласили — вызвали, и не в пресс-центр, не в студию, а прямо в министерство.
Войдя в зал заседаний, Эрик немедленно ощутил напряженную атмосферу. Лица у всех присутствующих были непроницаемые, а по манере здороваться и пристальным взглядам он понял, что никакого обмена информацией не будет.
Спокойным выглядел только Фредерик Лен. Он представил Эрика собравшимся и сообщил, что министр появится с минуты на минуту. В зале установилась тишина, и Эрик постарался встряхнуться и показать собеседникам, что они не слишком его впечатлили.
Министр коротко поздоровался, сел рядом с Эриком, и эта близость с высоким лицом странным образом успокоила его. Министр слегка отодвинул кресло, чтобы видеть и подчиненных, и журналиста.
— Вы знаете, зачем господин министр попросил вас прийти? — спросил Борис Дебрюин.
Вступление Эрику не понравилось. С какой стати этот человек допрашивает его? Он собирался общаться с хозяином площади Бово и его секретарем по связям с общественностью, а попал на заседание суда, где ему задают абсурдные вопросы.
— Вы хотите сообщить мне важную информацию, — ответил он. — И касается она, конечно, личности заложника.
Дебрюин кивнул, давая понять, что журналист угадал.
— У вас самого есть какие-то предположения? — поинтересовался шеф Оперативного отдела.
— Конечно нет! — возмутился Эрик, с трудом сдерживая холодную ярость.
В этот момент в мозгу у него прозвучал сигнал тревоги. Как будто он солгал, проходя проверку на детекторе лжи. Солгал самому себе.
— Не понимаю, к чему все эти вопросы! — бросил он и немедленно пожалел, что взял такой тон.
Он не должен вести себя, как подозреваемый на допросе.
— Извините, был излишне резок, — сказал Дебрюин. — Я просто пытаюсь…
— …выяснить, не скрываю ли я чего, — сухо перебил его Эрик.
Дебрюин коротко улыбнулся, подтверждая правоту журналиста.
— Зачем бы я стал что-то от вас скрывать? — раздражился Сюма.
Борис Дебрюин посмотрел на своих людей, перевел взгляд на министра, как будто хотел спросить, может ли ответить на вопрос Сюма на этой стадии разговора.
— Дело в том, что вы… знаете этого человека, — сухо сообщил он.
Эрик нахмурился, но невозмутимости не утратил, ожидая подтверждения информации, которая не показалась ему совсем уж неожиданной, хотя и удивила его.
Дебрюин сделал знак Самюэлю Мерлю, тот достал из конверта три фотографии и протянул их Эрику.
