жизни. Мораль господ утверждает так же инстинктивно, как христианская отрицает («Бог», «тот мир», «самоотречение» – сплошь отрицания). Первая отдает вещам от своей полноты – она прославляет, она украшает, она осмысливает мир; последняя делает ценность вещей беднее, бледнее, обезображивает их, она отрицает мир. «Мир» – это христианское бранное слово. – Эти формы контраста в оптике ценностей обе необходимы: это способы смотреть, которым не поможешь никакими основаниями и опровержениями. Не опровергнешь христианства, не опровергнешь болезни глаз. Что с пессимизмом боролись как с некоей философией, это было вершиной ученого идиотизма. Понятия «истинный» и «ложный», как мне кажется, не имеют в оптике никакого смысла. – Против чего только и следует защищаться, так это против фальши, против инстинктивного двуязычия, не желающего чувствовать эти контрасты как контрасты: какова, например, была воля Вагнера, который был не малым мастером в такой фальши. Поглядывать исподтишка на мораль господ, на аристократическую мораль (исландская сага является почти важнейшим ее документом) и при этом проповедовать противоположное учение, учение о «евангелии низменных», о потребности в спасении!.. Я удивляюсь, кстати сказать, скромности христиан, ходящих в Байройт. Я сам не вынес бы известных слов из уст какого-нибудь Вагнера. Есть понятия, которым не место в Байройте… Как? христианство, состряпанное для вагнерианок, быть может, вагнерианками – ибо Вагнер был в дни старости вполне feminini generis —? Повторяю, нынешние христиане кажутся мне слишком скромными… Если Вагнер был христианином, ну, тогда Лист, быть может, был отцом церкви! – Потребности в спасении, сущности всех христианских потребностей, нечего делать с такими шутами: она – самая честная форма выражения decadence, самое убежденное, самое мучительное подтверждение его в возвышенных символах и приемах. Христианин хочет освободиться от себя. Le moi est toujours haissable[98]. – Аристократическая мораль, мораль господ, наоборот, коренится в торжествующем «да» себе – она есть самоподтверждение, самопрославление жизни, она также нуждается в возвышенных символах и приемах, но лишь «потому, что ее сердце слишком полно». Все прекрасное, все великое искусство относится сюда: сущность обоих – благодарность. С другой стороны, от нее нельзя отделить инстинктивного отвращения к decadents, насмешки, даже ужаса, вызываемого их символикой: это является почти ее доказательством. Знатный римлянин смотрел на христианство как на foeda superstitio[99]; напомню о том, как относился к кресту последний немец с аристократическим вкусом, Гёте. Тщетно искать более драгоценных, более необходимых контрастов…
– Но такая фальшь, как фальшь байройтцев, не является нынче исключением. Все мы знаем неэстетическое понятие христианского юнкерства. Эта невинность среди контрастов, эта «чистая совесть» во лжи скорее современна par excellence, этим почти определяется современность. Современный человек представляет собою в биологическом отношении противоречие ценностей, он сидит между двух стульев, он говорит сразу «да» и «нет». Что же удивительного, что именно в наше время сама фальшь становится плотью и даже гением? что Вагнер «жил среди нас»? Не без основания назвал я Вагнера – Калиостро современности… Но все мы неведомо для себя, против воли носим в себе ценности, слова, формулы, морали противоположного происхождения – мы, если нас рассматривать с физиологической точки зрения, фальшивы… Диагностика современной души – с чего начала бы она? С решительного вонзания ланцета в эту инстинктивную противоречивость, с высвобождения ее противоположных ценностей, с вивисекции, произведенной над ее поучительнейшим казусом. – Казус Вагнер для философа счастливый казус, это сочинение – пусть слышат это – внушено благодарностью…
Примечания
1
Априори, независимо от опыта (лат.). – Здесь и далее примеч. ред.
2
Постыдную часть (фр.).
3
Силе инерции (лат.).
4
Злоба (фр.).
5
Незаинтересованный, бескорыстный (фр.).
6
Первоначальный санскритский смысл: «благородный».
7
Вейр-Митчелл Силас (1830–1914) – американский невропатолог.
8
Мистическом союзе (лат.).
9
Под этим знаком (лат.).
10
Спрашивается (лат.).
11
Жажда мести, злопамятство (фр.).
12
В изображении (лат.).
13
Среди равных (лат.).
14
«Блаженные в царствии Божием увидят наказания осужденных, чтобы блаженство их было им приятнее».
15
Есть еще и другие зрелища, тот последний и вечный день суда, тот неожиданный день, когда вся эта древность века, вместе со всеми его порождениями, будет сожжена одним огнем. Какое представится тогда грандиозное зрелище! Чему я буду удивляться, чему радоваться! Чему смеяться! Чему восхищаться, когда я увижу стонущих в глубочайшем мраке вместе со своим Юпитером царей, о которых говорилось, что они были взяты на небо! Увижу также наместников провинций, гонителей имени Господня, жарящихся на огне еще более ужасном, чем тот, на котором они сжигали христиан! Увижу, кроме того, и тех мудрецов-философов, которые говорили, что нет Бога, которые утверждали, что нет души или что она не вернется в свое прежнее тело! Их будут подрумянивать на огне вместе с их учениками! Увижу и поэтов, но трепетать им придется не пред судом Радаманта и Миноса, а пред неожиданным трибуналом Христа! Тогда можно будет послушать и актеров-трагиков: они будут кричать погромче, чем на сцене, так как это будет вопль их собственного страдания, и шутов можно будет узнать – они будут гораздо проворнее скакать в огне; увидим и возницу, но уже не на ристалище: он будет весь красный в пламенном колесе; не уйдут от огня и гимнасты, которые будут бросаться в огонь и делать такие штуки, как никогда им не удавалось в их гимназиях; а затем я перейду к зрелищу, которым невозможно насытиться, – зрелищу мучений тех, кто издевался над Господом. «Вот Он, – вам скажу я тогда, – сын плотника и нищенки, вот вам и нарушитель субботы, якшающийся с самарянами и дьяволом. Вот вам купленный у Иуды, вот вам Он, избитый тростником и кулаками, оплеванный, напоенный желчью и уксусом. Вот вам Он, украденный тайно учениками, чтобы можно было разгласить, будто Он воскрес, или садовником, желавшим избавиться от массы посетителей, портивших его салат». Ну какой претор, консул, квестор или жрец может своею щедростью доставить тебе такие зрелища, такие наслаждения? А мы ведь, благодаря вере, можем уже и теперь представить себе все это воображением. А впрочем, какие прекрасные вещи ждут еще нас, которых мы еще ни очами
