– не много ни мало для игры с любым из прежних соперников, но только не с этим. Когда мальчишка взялся мешать кости, следил только за его тонкими пальцами, удерживавшими стакан. Невольно подумал, что кожа слишком чиста и бела для челяди. Но мало ли чем может заниматься отрок.
Шесть – пять!
Да он издевается – снова случилось поражение! Пришлось расстаться с колечком – договор дороже денег. Едва удержался, чтобы не швырнуть его в смазливую мордашку. Но получилось слишком громко впечатать его в столешницу.
Злился? Ещё бы! Первый в жизни проигрыш жёг сердце досадой. Зато уснуть вышло, как ни странно, мгновенно. Как только вернулся в свою опочивальню и то, не помню. И спал непривычно долго.
Сначала даже не понял, где нахожусь. Оконце непривычно ярко светилось. Лучи зимнего заходящего солнца били прямо в него, высвечивая все слюдяные переливы сквозь ледяную корку. Будто сейчас вижу.
И проснулся я, надо полагать от детских криков и девчачьего визга, которые доносились снаружи. Вышел на крыльцо. Мороз отпустил немного свои ледяные объятия. По широкому двору, засыпанному снегом, утопая по грудь, а то и по плечи в сугробах, носились дети и отроки. Между ними шла отчаянная схватка в снежки.
Засмотрелся на битву, и неожиданно мне прилетело прямо в лицо. Аж, захлебнулся от такого подарка. Вышедший следом Аркуда схватился за живот от смеха.
– А, ведь она нарочно в тебя … – и сам поперхнулся снежным клубком. – Вот же ж, зараза!
Помнишь его?
Князь отлип от стены и приблизился к решётке. С удовлетворением отмечая какие-то свои приметы того, что его слышат и понимают.
– Мы его вылечили. Ведьмак постарался. – Штрига как-то жалостливо заскулила, заскрипела зубами, но вышло это совсем незлобно. – Только, знаешь, он какой-то совсем не такой. Понимаю, что шестнадцать лет в облике медведя не могли пройти даром. Немного головой он всё же тронулся…
Финя не стал подходить ближе, услышав шаги – кто-то спускался в подвал – юркнул в приоткрытую дверцу ближайшей клетки. Почему? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. С тех пор, как он узнал, кто его отец и дед, хотелось больше знать об их жизни. Ведьмак посоветовал ему не спешить и не обвинять свою родню ни в чём, постараться понять – отчего так с ним поступили. Пожалуй, Видан – это единственный кому мальчишка доверял полностью.
Поэтому и старался понять, а возможно, что и принять. И сделать это надо было ещё до того, как они его признают, если вообще захотят это сделать. Пока что, после подслушанного разговора на свадьбе, никто его не звал к себе и даже не пытался разыскать. Ну, и он не навязывался.
Слушать же все разговоры показалось ему очень полезным. С той позиции, которую он занял, спрятавшись в угол, было не только слышно и отлично видно всё происходящее.
По проходу быстрыми шагами проследовал Жирослав, держа в руках свиток. И Милонег поднялся ему навстречу.
– Прибыл посыльный, – скупо буркнул племянник. – Отец сообщает о том, что у границы княжества снова появились отряды хинови. Позвизд подмоги просит. Никак не угомонится старый хан Торлак …
– До весны хинови не станут нападать. Зимы степняки опасаются более чем наших мечников. – Возразил князь, принимая послание и придвигаясь к масляной лампе, вчитываясь в знаки. – Но мелкими отрядами пакостить станут. Отправишься к воеводе и передашь ему моё распоряжение. Обойдёшь с сотней малые крепости, пока распутица не застала…
– А ты, дядя? – Перебил его Жирослав. – Что будешь делать ты?
Милослав поднял недобрые глаза на воспитанника, но сдержался.
– Завершу свои дела и вернусь. Не вижу необходимости в своём присутствии в столице…
– Дела – это со своим сумасшедшим побратимом нянчиться или с этим чучелом сидеть? – Выдал он возмущённо. – Какого рожна, дядя? Ты сам с ума сходишь? Нас ждут! А мы торчим здесь, занимаясь … – Негодовал племянник.
Князь же смотрел на него спокойно. И почему-то Финя чувствовал, что он постепенно приходит в ярость от напора и от возмущения младшего. А тот не замечал закипающего гнева и продолжал.
– Там в столице – дела. Послы ожидают встречи. Договор объединения княжеств уже готов…
– Значит, – внезапно прервал его Милонег, и слова ледяными глыбами пали на собеседника, вычленяя основное, – тебе важнее усиление собственной позиции, чем судьбы людей? Власть дороже всего?! – Выражение лица князя оставалось нечитаемым. И, кажется, только Жирослав знал, что оно обозначает, потому что тот побледнел. – О, Боги! Не думал я, что воспитал такого окаёма. Вы были правы лишив меня сыновей! И ему я хотел отдать свою дочь и свою землю!
Мгновения дядя и племянник стояли, глядя в упор, друг на друга.
– Собирай своих гридней, – выдохнул князь Милонег, – и убирайся в свои владения. Видеть тебя не желаю!
И скорыми шагами вышел из поруба.
– Ну, что ж, дядя, – зло прошипел Жирослав, – не хотел я. Видят Боги! Не хотел я ускорять события. Ты не оставил мне выбора…
За тем он круто развернулся и выскочил следом за наставником. И даже не заметил, как бросилась к решётке вялая штрига. И если бы и не смогла проломить защиту, установленную ведьмаком, то непременно цапанула бы когтями ногу князька. Но она опоздала и жалобно заскулила.
Финя вышел из укрытия и подошёл к ней, опустился на корточки перед решёткой.
– Матушка, – тихо проговорил, опасаясь быть услышанным. – Мы обязательно тебя вылечим.
Штрига уставилась на него чёрными бусинами зрачков из чёрных провалов глазниц. Казалось, в них появилось новое выражение, отличное от безразличия – просьба. И, уловив это, парень качнул головой.
– И за отцом я присмотрю, обещаю! – Он достал из-за пазухи умыкнутые с боярского стола пирожки, протянул их штриге. – Вот, смотри, что я тебе принёс. Пора вспоминать о человеческой еде, чтобы потом, после переворота, не кидаться на людей, как Аркуда…
Возле дверцы на полу валялись обескровленные и растерзанные тушки кроликов, которыми кормили нежить, бросая их живьём меж прутьев. Убрать же их мог только ведьмак, который в этот день в узилище ещё не появлялся. От них несло старой кровью и тошнотворной уметью.
Штрига осторожно просунув когтистую лапу, забрала из рук необычное подношение и, обнюхав со всех сторон, стала откусывать по кусочку самым краем своих игольчатых зубов. Жевать не получалось, и она глотала эти крохи так жадно и быстро, будто получила лучшее лакомство.
– Вот теперь я знаю, – рассуждал Финя, глядя на её старания, – и кто мой отец, и кто мать. Слышал, как дед отзывался обо мне
