Представления иностранных трупп в придворных театрах приносили им основной заработок. Но предприимчивые личности старались пополнить эти доходы, давая дополнительные платные представления, хотя русские зрители явно были не в восторге и ходили мало. Пример труппы Дж.-Б. Локателли показывает, насколько иностранные импресарио продолжали зависеть от финансовой поддержки двора, даже после того, как его театр прочно вошел в расписание общественной жизни города614. Впервые труппа Локателли упомянута в камер-фурьерском журнале в начале декабря 1757 г. В записи сообщается, что труппа репетировала оперу, которая должна была составить часть увеселений по случаю годовщины восшествия на престол императрицы Елизаветы, праздновавшейся 25 ноября. Репетиция проходила в Оперном доме и была открыта для всех желающих, о чем говорит отсутствие караула у входа. В журнале отмечено, что присутствовали имперский посол, несколько придворных дам Елизаветы и другие знатные особы615.
Представление этой оперы, «Убежище богов», состоялось на следующий вечер в Оперном доме. В камер-фурьерском журнале приведено описание довольно серьезных мер безопасности для подобного случая. Обычно караульное подразделение, охранявшее театр снаружи, состояло из 60 солдат под началом старшего офицера, а еще один старший офицер с 40 солдатами находился внутри самого театра, чтобы принять меры в случае пожара. Кроме того, за допуск и рассадку зрителей отвечали дворцовые лакеи. Чины первых пяти классов занимали ложи первого яруса и скамьи в партере, на которых имелись отметки для рассадки по чинам («по надписям»). Офицеры гвардейских полков и Лейб-компании стояли вдоль стен в партере и на площадке перед оркестром, а их семьи (жены и старшие дети) сидели в ложах верхнего яруса, если не хватало мест на балконе и в партере. Купцов следовало впускать в зал, только если для них оставались свободные места. Впускать слишком много людей строго запрещалось во избежание толчеи и риска испортить императрице удовольствие от представления616. Приказ, направленный в Полицмейстерскую канцелярию по поводу того же представления «Убежища богов», гласил, что чиновники гражданской службы могли рассаживаться или стоять в тех же местах, где военные, равные им по чину617.
Стоит ли удивляться, что купечество первым оказывалось не допущенным в театр, когда на таких придворных увеселениях не хватало места. Впрочем, купцы могли посещать другие представления тех же спектаклей. Великий князь Петр Федорович 8 декабря побывал на очередном представлении «Убежища богов», которое труппа Локателли давала в Оперном доме, причем на этот раз оно предназначалось для платной аудитории («за деньги»)618. Объявление о спектакле в «Санктпетербургских ведомостях» подтверждало, что его можно было посмотреть за деньги, и гласило, что 8 декабря будет дано представление комической оперы для публики в Большом театре возле Летнего дворца новоприбывшим директором Локателли; будет представлена постановка на итальянском языке под названием «Убежище богов», текст которой продается непереплетенным в русском переводе в Академической лавке за 12 коп.; Локателли объявит о том, как купить билет, на отдельно напечатанном листке619. 23 декабря это представление повторили снова620, и опять на нем присутствовал великий князь Петр Федорович, возможно в поисках передышки от семейной жизни после рождения якобы его дочери, Анны, 9 декабря621. И на этот раз несколькими днями раньше в «Санктпетербургских ведомостях» было напечатано объявление о спектакле622. Однако трудно оценить, насколько популярными или, более того, привлекательными для платной аудитории были эти посещения театра, так как отсутствуют надежные сведения о численности зрителей.
27 мая 1758 г. императрица присутствовала на оперном спектакле труппы Локателли в Екатерингофе623. Екатерингоф очень редко упоминается как место подобных увеселений, так что это, наверное, был частный просмотр для императрицы во временном театре. Она еще дважды побывала на постановках оперы в Петербурге, два понедельника подряд624. Кроме того, два кастрата из труппы Локателли исполняли фрагменты из комической оперы перед Елизаветой и ее придворными дамами и кавалерами в павильоне Монплезир в Петергофе625. Затем в 1759 г. Локателли переехал в Москву, где открыл свой собственный театр с помощью государственной субсидии. Но он постоянно страдал от финансовых проблем и несмотря на контракт с Московским университетом, группе студентов которого поручили переводить для театра современные европейские пьесы, в 1762 г. Локателли был вынужден объявить себя банкротом626. Эта неудача не была результатом отсутствия интереса публики к театру в тот период, а скорее свидетельствовала о зависимости от постоянной субсидии со стороны двора. И эту зависимость учли, когда в конце августа 1756 г. открылся «Русский для представления трагедий и комедий театр» под руководством драматурга А.П. Сумарокова627. Хотя бюджет театра был скромен и составлял 500 руб. в год, он был очень важен, так как предоставил сцену русским актерам и актрисам. В труппу входили артисты успешно работавшего в Ярославле театра Федора Волкова, которых вызвали в Петербург в 1752 г.628 Русскому театру предстояло стать одним из центров светской жизни Петербурга при Екатерине II.
Так как новые театральные развлечения появились тогда в России совсем недавно, русские зрители нуждались в разъяснении наиболее непривычных им элементов. На эту тему много писал Якоб фон Штелин в «Примечаниях к Санктпетербургским ведомостям» на протяжении 1730-х гг., особенно в своем обзоре оперы (в восемнадцати номерах газеты за 1738 г.)629. В том же русле лежала практика печатания оперных либретто для зрителей, внедренная одновременно с постановками опер в середине 1730-х г. Либретто издавались на языке оригинала и в русском переводе, обычно тиражом 100 экземпляров, и продавались в Академической книжной лавке с конца 40-х гг.630 Как правило, они содержали вступительный комментарий к произведению и краткое изложение каждого акта, чтобы помочь слушателям следить за сюжетом. Это было особенно важно, если опера имела аллегорический смысл, который зрители могли упустить, следя за действием на сцене или не разобрав слова. Такой же подход был избран и к программкам, создававшимся для других театральных постановок; пьесы Сумарокова «Хорев» (1747) и «Синав и Трувор» (1750) посвящались теме долга правителя перед народом и Богом. Нравственная атмосфера этих пьес, разоблачающих порок и призывающих к гражданской ответственности и достойному поведению, была отражена во всех жанрах русской литературы XVIII в. и затрагивала проблемы, которые были близки преимущественно дворянской аудитории631.
