меня.
— Я сильно облажался. Все сделал неправильно. Но я запаниковал, когда понял, что они могут тебе навредить. И мне до сих пор страшно. Если они узнают, что мы вместе… Джейд, не знаю, решусь ли я на это. Я не хочу подвергать тебя риску.
— Решено. Мы делаем это. И ты не пойдешь на попятную. Когда этот план вступает в силу?
— Он еще не доработан до конца и не начнет действовать, пока все члены организации официально не утвердят окончательный вариант.
— Когда состоится голосование?
— Через пару месяцев. Теперь, когда план представлен, членам Совета дали время для рассмотрения и внесения замечаний. Как только план одобрят, мне придется принимать участие в их собраниях, а ближе к концу лета посещать публичные мероприятия, чтобы мое лицо примелькалось. Еще меня заставят перевестись в Йель, сменить специализацию на правоведение, больше заниматься политикой и…
— Подожди. Значит, еще не все решено, и у нас есть время, чтобы изменить их мнение?
— Формально да, но это будет нелегко. Почти все хотят, чтобы я стал кандидатом. В бюллетене, кроме меня, было еще три человека. Я их не знаю. Мне запрещено знать. В любом случае, почти все проголосовали за меня. Финальное голосование — всего лишь формальность. Так прописано в уставе организации, а они обязаны ему следовать.
— Если план относительно тебя не окончательный и не вступит в силу в ближайшие месяцы, то почему меня отправляют в понедельник домой? К чему такая спешка? Тебе велели избавиться от меня?
— Не совсем так. Но ты не являешься частью плана, и когда речь зашла о моей будущей фиктивной жене, а я начал протестовать, мне вручили конверт с информацией о моей маме.
— Значит, они никогда не требовали, чтобы ты расстался со мной?
— Отец говорит, что эти люди никогда ничего не требуют напрямую. Они предпочитают более тонкие методы, которые делают их послания ясными. Записка о смерти моей мамы была достаточно четким намеком.
— Но в ближайшее время они ничего мне не сделают, верно? Ведь если девушка, с которой ты долго встречался, внезапно умрет, это будет выглядеть подозрительно. Даже если они попытаются замести следы, Фрэнк подключит к этой истории своих друзей-журналистов, чтобы выяснить правду. Это навсегда посеет в народе сомнение, являешься ты убийцей или нет, что может разрушить любые шансы на будущую политическую карьеру.
— Действительно, об этом я как-то не подумал.
— Значит, они не могут убить меня. По крайней мере, в ближайшее время.
— От твоих слов у меня начинает раскалываться голова. Похоже, меня все же настигло похмелье.
— Давай добудем тебе немного кофе, а мне не помешает поесть.
Когда мы открываем дверь, то за ней оказывается Пирс.
— Джейд, я как раз шел за тобой. Ты готова идти?
— Она никуда не уходит, — говорит Гаррет.
— Что ж, тогда скорее прощайтесь.
— Джейд никуда не едет и не улетает в Айову. Она останется в Мурхерсте и закончит семестр.
— Гаррет, ты знаешь правила, — говорит Пирс. — Мы уже приняли решение.
— Не мы, а они. Но, как только что заметила Джейд, ни сегодня, ни завтра, ни через неделю ей ничего не грозит. А если они все-таки что-то предпримут, Фрэнк заставит всех репортеров в стране смотреть на меня, как на возможного подозреваемого.
У Пирса словно взрывается лампочка в голове. Его глаза становятся стеклянными, и он отводит взгляд в сторону.
— Об этом я как-то не подумал.
— Я тоже. — Гаррет обнимает меня за плечи. — Но моя девушка умнее нас обоих, и она придумала план, который поможет мне выпутаться из этой истории.
Взгляд мистера Кенсингтона остается остекленевшим.
— Как только подобная мысль — пусть это и неправда — будет посеяна в умах у людей, это уничтожит все твои шансы. Большинство никогда за тебя не проголосует. Начнутся протесты, люди будут призывать не голосовать за подозреваемого в убийстве.
— Да, но я не хочу, чтобы люди считали меня убийцей. Мне нужно лишь, чтобы они невзлюбили меня настолько, чтобы никогда не рассматривать ни на какую политическую должность.
Пирс выходит из оцепенения.
— Повтори.
— Пойдем вниз. — Гаррет проходит мимо отца. — Джейд нужно поесть, а мне выпить кофе. Давай позже обсудим все в твоем кабинете.
Мистер Кенсингтон остается стоять на месте, а мы с Гарретом уходим на кухню.
— Кажется, ты только что привел отца в сильное замешательство, — замечаю я, усаживаясь на один из высоких табуретов, расставленных вдоль кухонного островка.
— Позже мы ему все объясним. Так что мне тебе предложить?
— Что угодно, только побыстрее, а то я умираю от голода.
Гаррет открывает один из больших холодильников из нержавеющей стали.
— Есть ветчина и сыр. Я могу сделать тебе сэндвич.
— Пойдет.
Протянув мне бутылку содовой, он достает из холодильника ингредиенты для бутерброда и берет со стола хлеб.
— Гаррет, тебе вовсе не обязательно делать мне сэндвич, я могу и сама.
— Сиди. Я твой должник после того, что натворил. С этого момента все твои сэндвичи делаю я.
Отложив хлеб, он подходит ко мне.
— Что ты делаешь?
Гаррет молча поднимает меня, обнимает, и напряжение в моей груди начинает ослабевать. Я наконец-то чувствую, что могу дышать. Я кладу голову Гаррету на грудь и просто слушаю, как бьется его сердце. Это еще больше успокаивает меня, и я закрываю глаза.
— Как же я скучал по тебе, — тихо говорит Гаррет и нежно целует меня в макушку.
Мы стоим, его голова замерла над моей, и я чувствую тепло его дыхания на своих волосах.
— Я по тебе тоже.
— Я имею в виду не только прошлую неделю, но и то время, когда думал, что потерял тебя. Я скучал по тебе так, как никогда и ни по кому не скучал. Скучал по нашему будущему, по тому ощущению, когда ты в моих объятиях, как сейчас. Я скучал по твоему голосу, по твоему лицу и по тому, чтобы засыпать рядом с тобой. Я скучал по всему этому, потому что был уверен, что потерял. Джейд, я все время пытался убедить себя, что это к лучшему, что я должен так поступить, чтобы защитить тебя, но это рвало меня изнутри. Я, черт возьми, не мог справиться с этим и поэтому напился. Знаю, что это не лучший способ противостоять всякому дерьму, но я просто хотел заглушить боль. — Он отстраняется, и по его глазам я вижу, что боль еще не ушла. — Я понимал, что должен отпустить тебя, но не знал, как это сделать. Я и недели не выдержу без тебя, так как, черт побери, мне
