о смерти. Просто пересекла рубеж.
– То есть, это был побочный эффект того заклинания? – догадалась я.
– Можно и так сказать. Брат предупреждал меня, что я играю с огнем. Что эта сила меня погубит. Я не послушала его, но ни о чем не жалею. Все живы благодаря мне.
– Живы? – я уперла руки в бока. – То ли ты давно не была на Эфоре, то ли фениксы, здесь проплывающие, тебе ничего не рассказывают! Василиски почти вымерли, а драконы перестали оборачиваться людьми и превратились в животных. С горгульями тоже что-то странное, они, кажется, сходят с ума. Но информация непроверенная.
Эрези поджала губы и уже не выглядела вежливым проводником на тот свет. От нее просто фонило раздражением, а еще беспокойством. Я понимала, что только что открыла глаза первому фениксу, ей теперь нечем гордиться.
– Что я могу сделать? – всплеснула она руками. – Я пыталась завершить заклинание. Тысячи раз, с помощью своих аватаров, таких, как ты, но всякий раз все заканчивалось здесь. Очередной встречей, как у нас с тобой.
– Подожди! – я выставила руки вперед. – Что значит – завершить?
– То и значит. Заклинание не завершено, поэтому я все время перерождаюсь. Как только цикл замкнется, я потеряю свою силу. Но этому никогда не бывать, потому что цикл бесконечен. Множество моих воплощений пытались найти, как это сделать. Потратили на это целые жизни. Но так и не нашли ответа.
– Гвен нашла, – вспомнила я.
– Не нашла, – отрезала Эрези. – Она считала, что заклинание завершится под силой истинной безусловной любви, за что и поплатилась. Может, она его и полюбила, а вот он ее убил.
– Не убивал, – возразила я. – Блад ее не убивал. Это сделал его брат.
– Какая теперь разница, – пожала плечами первый феникс.
Я огляделась, какое-то внутреннее чувство подсказало, что у меня осталось не так много времени и лучше потратить его на правильные вопросы.
– Я могу как-то с ней поговорить? С Гвендолин? Если ты здесь, значит, и другие воплощения должны быть.
– Они не настолько сильны, – нахмурилась Эрези, – но тебе повезло.
Ее образ резко сменяется, и теперь передо мной я в голубом платье. Если бы, конечно, я была мягче, более хрупкой.
– Нет времени объяснять, – выдала я бородатую фразу из старых мемов. – Как безусловная любовь может спасти всех нас? Как завершить это заклинание?
– Любовь может и безусловная нужна, – грустно улыбнулась Гвен. Объяснять действительно не пришлось: кажется, это место хранило все наши воспоминания. – Но условия есть.
– Какие?
– Тебя должен полюбить пришедший из нашего мира. Мира фениксов и драконов. Или его потомок.
Есть! Меня полюбил дракон.
– Ты должна сделать это до перерождения.
А вот это плохая новость!
– Перерождение – это если реку переплыть? – уточнила я. Но, в отличие от Эрези, Гвендолин оказалась более позитивно настроенной.
– Пока ты не успела сгореть там, в реальном мире.
– Против течения все равно придется плыть, да?
– Придется, – грустно улыбнулась Гвен. – Но тебе не обязательно делать это своими руками.
– Что это значит? И что вообще я должна сделать?
– Я не знаю, – «обрадовала она меня». – Я не дошла до этого момента. Это всего лишь предположение. Наверное, ты все поймешь.
Она исчезла так резко, что я испугалась. Еще больше я испугалась, когда меня смыло волной, возвращая в знакомое русло. Теперь течение в нем было таким, что я при всем желании не могла двигаться против него. Я поняла, что происходит: я умираю в реальном мире. Точнее, сгораю, чтобы переродиться. Что Гвен подразумевала под тем, что я все пойму? И если не своими руками отсюда выбираться, то чьими? Одной здесь точно не справиться. Сюда бы катер! Или водный скутер. Или торпеду!
И я это представляю. Это же общее сознание фениксов, так почему я не могу ничего представить? Еще как могу! Реку мне не удалить, но я могу ее провести! Проплыть на катере, пока я жива. Магия больше не работает, а воображение – да!
В реальности я бы ни за что на такой катер не полезла бы, но внутри сознания всех фениксов, я радостно кричу, когда мы, развернувшись, несемся против течения. Честно, я боюсь каких-то стен, препятствий, но в какой-то момент вижу голубоватую вспышку, и на скорости влетаю в нее.
Я там же. На стене замка. И смотрю, как Бладлейн летит вниз. Будто здесь прошло одно мгновение, не больше.
Монстра перехватывает дракон: его пасть смыкается на черном теле, а затем дракон всем своим весом выбивает внешнюю стену. Я вскрикиваю, но Алекс раскрывает могучие крылья, держась в воздухе. Проем осыпается камнями, но в ярко-синем зимнем небе прекрасно видны два ревущих в ярости, остервенело раздирающих друг друга на части гиганта. Пока один рев не сменяется на полный боли и не стихает вовсе. Но испугаться я не успеваю: дракон буквально вваливается в сад, рухнув на развороченную землю, и затихает.
– Спусти меня к нему! – приказываю я Саймону. Все внутри меня дрожит, но голос звучит на удивление жестко. Я знаю, что я делаю.
Успеть бы.
– Даша…
– Я знаю, как его спасти.
Ни черта я не знаю, конечно. Не до конца. Но Гвен сказала, что я все пойму, а я почему-то склонна ей верить.
Саймон использует магию, чтобы мы оказались внизу за несколько мгновений, а не за бесконечные минуты беготни по дворцовым коридорам, и я падаю рядом с мордой дракона. Такой прекрасный и такой измученный боем и многочисленными ожогами. Но при моем появлении, он оживляется: водит носом, приоткрывает мутные веки, испускает какой-то утробный звук, отзывающийся внутри меня трепетом.
– Я здесь, мой хороший, – я погладила горячую чешую, но она меня совсем не обжигала. – Бладлейн активировал мою магию. Мою память. Но я не переродилась.
Пока.
– Зато я узнала много всего. От Гвен. Она правда любила этого придурка! И могла спастись, но ничего у нее не получилось. А у нас еще может.
Дракон приподнял морду и повернулся в мою сторону, словно подставляясь под мою гладящую ладонь. Я хотела, чтобы Алекс обернулся, увидеть его мужчиной, но я понимала, что он делает это не из вредности. Он просто не может.
– Оказывается, нужна любовь. Вот так просто.
