Все эти дни ее не покидало чувство безысходности.
Ощутив, что к горлу подступают рыдания, Рона зажала рот рукой, моля Бога, чтобы ее не услышали. Если ее обнаружат, то запрут в комнате, и с Рейнардом она сегодня не встретится.
В этот миг Рона вдруг поняла, что это будет для нее ударом.
Лишь предстоящая встреча с Рейнардом спасала ее от полного отчаяния. Возможно, сам факт существования человека, которому она небезразлична, позволял ей думать, что она заслуживает лучшей жизни.
– Что это было?
Голос отца прозвучал низким рыком дикого пса, почуявшего запах крови.
Она убежит. Если он сделает хотя бы шаг в ее сторону, она убежит и, даст Бог, успеет спрятаться…
– Ничего. Просто мышь. – Жан-Поль рассмеялся. – Не волнуйтесь, милорд. Все предусмотрено, чтобы лорд Генрих получил по заслугам. Абсолютно все.
Рона словно оцепенела, с ужасом гадая, что должен был совершить лорд Генрих, чтобы, вызвать к себе такую ненависть.
– Лорд Генрих?
Голос был громким и нетерпеливым. Очевидно, Раф звал его уже давно, не получая ответа. Прищурившись, Генрих опустил взгляд и с улыбкой взял мальчика за руку. Со временем этот жест стал для него естественным, но он по-прежнему испытывал нечто вроде чуда, когда это происходило. И все из-за того, что на свете был ребенок, который доверял ему, любил его и искренне ему улыбался. Генрих уже представлял себе будущее, когда лишится возможности сделать столь простую вещь, как взять Рафа за руку.
– В чем дело, Раф?
– Матушка говорит, что я могу выехать верхом за ворота замка, если вы будете меня сопровождать.
Глаза Рафа светились, щеки от возбуждения горели. Раф уже давно пытался убедить мать, что в состоянии выезжать за пределы внутреннего двора крепости, и она просто обязана позволить ему совершать мужские поступки. Генриху доставляло удовольствие слушать их, когда Раф с упрямой решимостью старался достичь своей цели, а Дженова с такой же упрямой решимостью стремилась удержать его в рамках безопасности. Раф взял ее измором.
– Мама, я сказал ему!
Генрих поднял голову. К ним направлялась Дженова.
На мгновение он словно забылся, очарованный видением. Ее синие юбки плыли по полу, колыхаясь в такт ее шагам, крутой изгиб бедер обнимал усыпанный драгоценностями пояс, в пламени свечей серебрился мех на подоле, рукавах и линии горловины. Золотой обруч с красным камнем посередине закреплял на голове вуаль. Настоящая королева. Его королева. С зелеными глазами, прикованными к нему, и слабой улыбкой на розовых губах, она воплощала в себе все, о чем он мог мечтать.
В этот момент Генрих решил, что готов ради нее на все. Только бы ей ничто не угрожало.
Если даже они никогда больше не увидятся.
– Я присмотрю за ним, – сказал Генрих, кивнув в сторону Рафа, который нетерпеливо приплясывал на месте, по-прежнему держа его за руку.
– Я знаю, – ответила она с улыбкой.
Ее глаза светились нежностью и теплотой. «Господи, помоги ей!» – взмолился Генрих и отвел взгляд.
– Мы можем подняться на гору, – сказал Раф, – Ту, что возвышается над Ганлингорном, откуда видны все мои земли.
– Хочешь посмотреть, какими владениями будешь управлять, когда вырастешь? – пошутил Генрих.
– Я уже вырос, – ответил Раф с недовольным видом, явно раздосадованный.
Дженова рассмеялась, у Генриха тоже заискрились глаза. В этот миг он подумал, что он и Дженова похожи на родителей, которые гордятся своим чадом.
– Ты еще вырастешь, – заверила сына Дженова и нежно положила руку ему на голову. – Станешь выше меня.
Раф задумался.
– Выше лорда Генриха? Я буду выше лорда Генриха?
– Возможно, – ответил Генрих. – Ты будешь похож на своего отца, а он был таким же высоким, как лорд Радульф.
Глаза Рафа подернула поволока, и в его воображении возникла заманчивая картина.
– Таким же высоким, как Меч Короля, – прошептал он восхищенно, подумав о легендарном воине.
– Да, ты будешь похож на отца, – заверил его Генрих и рассмеялся, когда Раф, завидев Агету, бросился бежать с криком:
– Я скоро стану таким же высоким, как Меч Короля!
Дженова тронула Генриха за локоть, и он ощутил на себе ее тонкие теплые пальцы. Одного взгляда на них ему хватило, чтобы почувствовать, как напрягается и твердеет его плоть. Господи, неужели он теряет над собой контроль, стоит Дженове прикоснуться к нему?
– Пусть лучше не будет похож на отца, – едва слышно промолвила Дженова, и лицо ее затуманилось.
Генрих тотчас устыдился своих похотливых мыслей. Она вспоминала предательство Мортреда. Дженова любила мужа и очень страдала, узнав о его неверности. Вряд ли найдется мужчина, которому она сможет поверить. Рано или поздно Генрих ее тоже предаст.
– Раф также и твой сын, – напомнил он, борясь с желанием взять ее пальцы в свои. – Он станет прекрасным человеком. Когда король призовет его ко двору, я позабочусь, чтобы там его не испортили.
Дженова бросила на него косой взгляд:
– Правда? Ты, полагаешь, что через десять лет все еще будешь находиться при дворе, Генрих?
Он понял, о чем она его спрашивала. Но ответа не знал.
– А где же еще? – осведомился он вежливо, но невесело. Дженова прищурилась, в ее зеленых глазах вспыхнула искра боли, прежде чем она успела отвернуться.
– Действительно, где же еще? – повторила она беспечным тоном, словно это ее не касалось.
А может, так оно и есть? Может, она будет рада, если он уедет. Но в этом случае она окажется во власти Болдессара. Правда, пока этого не знает.
– Дженова.
Он замолчал в нерешительности, колеблясь, стоит ли задавать вопросы. Остается совсем мало времени. Священник дал ему на размышления неделю, чтобы спасти себя и обелить, чтобы все исправить. Слишком мало.
– Генри? В чем дело? – В ее голосе звучало беспокойство. – Что случилось? Я знаю, что-то не так, и ты не обманешь меня, притворяясь, будто все в порядке.
Во взгляде Дженовы была мольба, но Генрих сомневался, что она хочет услышать от него правду. Он заговорил сбивчиво и торопливо:
– В Ганлингорнской гавани я встретил священника Болдессара. Он был в маске.
– Жан-Поля? У него изуродовано лицо. Видимо, после ожога. И на людях он прячет его под маской. А что он делал в Ганлингорнской гавани?
Вот и вопрос, подумал Генрих. Но он не собирался на него отвечать. Во всяком случае, честно и тем более сейчас. Он представил себе, как изменится ее лицо, когда она узнает правду. Каким холодным станет взгляд. Нет, он не решится рассказать ей о своем прошлом, которое может вызвать у нее только отвращение и презрение.
