исполнить воли царя, как всегда исполняют они.
– Поистине, – резко сказал Митрадат. – Я не дурак? И разве я на поднял над ними свой щит? – Он хлопнул в ладоши. – Пусть гофмейстер позаботится о ее благополучии. И найдите мне на ночь пару галльских девушек.
Фрина прошла мимо Эодана. Она бросила на него только самый быстрый взгляд, но он никогда не встречал более одинокий взгляд. Но он услышал торопливый шепот:
– Не волнуйся обо мне. Я поступлю как можно лучше. Иди один по миру своим путем.
Он смотрел ей вслед. Сила ушла из него, он чувствовал себя усталым и пустым. Слышал, как Тьёрр ответил Митридату:
– Нет, господин, я уверен, она не из тех женщин, которые ненавидят прикосновение мужчин, даже если она необычно долго оставалась девственницей. Напротив, господин, мужчине, которого она полюбит, будет достаточно занятий!
– Я тоже так подумал, – сказал Митрадат. – Это хороший знак, что она сохранилась для меня одного.
Для Эодана это было как болезнь: они смеют так говорить о его сестре по клятве! Он бросил бы вызов самому царю, если бы… если бы… Изгнанник ест горький хлеб. Он только сменил одно рабство на другое.
XVIII
Утром, после нескольких темных часов бессонницы или кошмаров – он не был уверен, что это было, – Эодан начал исполнять свои обязанности офицера. Понтийцы двинутся домой на рассвете следующего дня; хотя армия способна свернуть лагерь за час, обоз из добычи, пленных и дани – совсем другое дело. Эодан с радостью погрузился в дела среди лошадей. Время от времени он видел римлян, полностью вооруженных перед местом своего отдыха – не больше декурии [Декурия – в древнем Риме отряд из десяти человек. – Прим. пер.], однако они преодолели половину Азии, чтобы потребовать у царя его гостя. Даже в гневе он подумал, что для него большая честь – иметь ребенка, который станет римлянином.
День снова был холодный и ветреный. Летела поднятая сапогами пыль, забивалась в глаза, нос и горло; в звоне железа и меди чувствовалась зима. Над Аксилоном громоздились огромные сине-черные тучи со снегом и дождем в брюхе, но земля оставалась сухой, как мумия. Ткань палаток трещала на ветру.
В середине утра он увидел царского посыльного, пробирающегося между мулами, за собором которых он присматривал. Он ничего об этом не подумал, пока молодой посыльный не дернул его за ногу. Он посмотрел вниз с седла и услышал:
– Господин капитан, царь приказывает тебе немедленно явиться к нему.
– Слышу и повинуюсь, – машинально ответил Эодан. Он приказал одному из всадников продолжать работу и поехал через сумятицу лагеря. Внутренне он напрягся. Что еще нужно от него правителю?
Отдав меч, он почувствовал себя совершенно одиноким. Сегодня на нем нет даже кольчуги, только грязная туника и брюки по персидской моде, шлем с плюмажем для обозначения звания. Стражники у ворот морщились от пыли и ветра, их лица казались нечеловеческими. Эодан пересек двор и вошел в здание крепости.
Зал был почти пуст; почти не заметны были солдаты у стен, секретарь с дощечкой и с пером и посыльные у его ног. Митридат расхаживал перед очагом, в котором высоко вздымалось пламя. Сам он был одет по-персидски; рубин на его лбу блестел как красный третий глаз. На бедре у него кинжал; время он времени он наполовину извлекал его и снова вставлял в ножны, как в сердце врага.
Эодан подошел к нему, поймал взгляд царя и приветствовал его, как обычно.
– Ниц, варвар! – взревел Митрадат.
Не время проявлять гордость. Эодан пал на пол.
– Чем я прогневил моего повелителя?
Приступ собственного гнева стал для него неожиданностью. Он считал этого человека другом.
– Где женщина Фрина? – прогремело у него над головой.
Эодан вскочил на ноги.
– Она ушла? – закричал он.
– Я не разрешал тебе вставать, – проворчал Митрадат.
– Она ушла? – снова крикнул кимвр: ему показалось, что его обожгло пламя.
Митрадат долго смотрел на него. Постепенно лицо его смягчилось.
– Ты не знал? – негромко спросил он.
– Клянусь духом своего отца, не знал, повелитель.
– В таком случае слушай. Сегодня утром ее служанки вошли в палатку, чтобы помочь ей встать. Ее не было. Евнух на страже сказал, что ничего не знает. Я ему верю, но он все равно выпьет яд за свою глупость и спасется, только если подействует мое новое противоядие. В задней стенке палатки было отверстие; должно быть, она разрезала своим ножом. Когда мне об этом стало известно, я стал задавать вопросы. Твой младший конюх, кимвр, рассказал, что она пришла к нему ночью, потребовала лошадей, одежду, оружие и еду и уехала. Он сказал, что ему было приказано давать ей все, что она потребует.
– Это правда, великий царь, но… я никогда не думал… я никогда… Зачем ей уезжать, когда ее судьба так расцвела?
– И в Аксилон! В последний раз ее видели на дороге, ведущей на юг, в Аксилон!
– Здесь какое-то колдовство, – сказал Эодан. – Она никогда не проявляла никаких признаков безумия, повелитель. Должно быть, ее захватил какой-то злой дух или заклятие…
Внутренне, холодно его разум метался, как заяц, уходящий от волков. Он не знал, кто может населять эти страшные равнины; может, ее действительно гонит какой-нибудь тролль. Он лишь слегка удивился, что не ежится от этой мысли, как сделал бы раньше; сейчас он хотел только найти эту тварь и вонзить в нее кинжал. Но, может, она сделала это по собственной воле, по какой-то неизвестной ему причине. Он понял, что ему трудно представить себе хладнокровную Фрину, знающую, из чего сделаны звезды, подчинившейся какой-то бесформенной фригийской тени. Или он просто не смел это себе представить?
Какова бы ни была правда, он хотел пойти за ней сам. Тявкающие азиаты не должны в цепях тащить ее в постель царя. Этого нельзя допустить!
Зеленый взгляд Эодана сосредоточился на Митрадате. Он видел на этом львином лице ужас тысячи поколений, ютившихся в темных хижинах и пытавшихся колдовством отгородиться от мира, который сами же населили демонами. Пусть он вскрыл сколько угодно преступников и изучил множество ученых гороскопов, Митридат все равно остается наполовину греком.
– Здесь занимаются черным искусством, – сказал царь. Он начертил пальцем знак против зла, Крест Света, который изображен на знаменах Митры. – Не пройдет и часа, как колдун будет на дыбе.
В голове Эодана возник план. Сердце его забилось сильней.
– Или это римляне? – сказал он.
– Что? Нет, их закон запрещает магию.
– Я много раз видел, как римляне нарушают законы Рима, великий царь. И
