пили чай, Юра внес свежий поворот в коровью дискуссию, рассказав о своей встрече с заповедными зубрами. Потом начал расспрашивать о трудностях Застоньевского переулка по части современных достижений мобильной связи.
— Да так всегда было. У нас тут со связью — рукотворный бермудский треугольник — исчерпывающе объяснила хозяйка. — Хотели нам отдельный ретранслятор ставить, но лишено смысла. Дом под снос, еще в прошлом году должны были выселить. Хотя вот так с 1978 года выселяют. В общем, привыкли все.
Она пошла смотреть телевизор, а тактичный Юра начал прощаться.
— Купюру положи в пластик, пусть отлежится. Потом еще раз попробуешь реализовать, координаты мы скинем. Но не раньше чем через пару месяцев, шуму она уже наделала. Это серьезные деньги, Рита.
— Догадываюсь. А если иной вариант? — я ногтем мизинца подпихнула лист с разглаженной двухдолларовой поближе к домовенку. — Вы продаете, прибыль пополам?
— Ты за кого Кирилла принимаешь? Пятьдесят процентов — это грабеж. Он так не делает.
— По двадцать пять — ему и тебе. За посредничество и обеспечение безопасности. С учетом пролонгации сотрудничества на будущее.
— Чтобы мы тебя грабили на постоянной основе? — домовенок изменился в лице. — Я правильно понял⁈
— Сложно сказать, насколько правильно, я года изготовления купюр не помню.
Вести Юру в комнату мне по-прежнему не хотелось, к визитам мужчин я не готовилась. Но коллекция стрингов определенно убрана в шкаф, так что ничего страшного. Это вообще сугубо деловая встреча.
Гость сидел на корточках перед диваном, раскладывал банкноты. На стол они все не помещались. Странно — в номинале не так уж много, а если раскладывать — то прилично.
Юра мрачно оглянулся:
— Полагаю, ты миллионерша. Не рублевая.
— Ага, трехрублевая. Завидуешь?
— Нет. Рад за тебя, но не очень искренне. Видишь ли, как нормальный мужчина, я пытаюсь произвести на тебя впечатление. Но получается все наоборот.
— Мотоцикл — это круче бумажек. Давай уберем, а то комната выглядит окончательно ветхой.
Молодой специалист сложил коллекционные бумажки, как надлежит профессионалу. Сел, огляделся и сказал:
— Неплохо. Сумрачный флер вокруг тайн сокровищ и красивых девушек. Но я ничего не спрашиваю.
— Не девушка, а тетенька, если для некоторых — поправила я.
— К чему этот символизм? Обидно даже. Подумаешь, ты на три года старше — домовенок пригладил непослушные пряди. — Вот я начну пить пиво и живо заматерею.
— Пить не надо. Но почему три года? Ты же еще учишься и даже не на выпускном.
— Год прибавь. Я сполна отдал свой младше-сержантский солдатский долг!
Этого я не знала. Все верно, он-то мои учетные записи видел, а я его нет.
— Ну, и не надо хвалиться. Хотя молодец, конечно — сказала я.
— Намек понял, ухожу. Гордо и ни о чем не спрашивая — Юра поднялся.
Мне стало неудобно, и я объяснила:
— Ничего такого особенного. Просто я нашла клад.
Он хмыкнул:
— Давай договоримся: я не хвалюсь и не спрашиваю, а ты не говоришь неправду.
— Вот! — я сняла с телевизора вазу. — Здесь они и былинапиханы. Честное дизайнерское слово!
— Вот в это я частично верю — домовенок постучал по вазе, перевернул и попытался разглядеть клеймо. — Похоже, ваза тоже часть клада. Но я в китайском фарфоре совершенно не разбираюсь. Поэтому даже не спрошу, где была эта так удачно напиханная ваза.
Так всегда. Чуть дрогни, сразу наглеют и допросы начинают.
— Ваза была найдена в доме отставного полковника Четверг. Я там случайно была, редкие дубовые панели и лепнину фоткала.
— Лепнину, исклеванную дронтом по имени Пиквик?
Уел, однако. Кто мог подумать, что мы читаем одни и те же книги⁈
— Если всё знаешь, так чего спрашиваешь? — рассердилась я.
Он засмеялся:
— Все, молчу.
Я проводила его до мотоцикла, домовенок напялил шлем, преобразился, и уже черный и непроницаемый, глухо сказал:
— Рита, только ты поосторожнее, ладно?
Я отдала честь:
— Непременно! Что с нами с Верой Павловной случится? Завтра на работе спишемся.
Он укатил. Я переглянулась с взволнованной кошкой и пошла мыть посуду.
Странно, что я могу стать обеспеченной девушкой. Или даже богатой? Как-то неожиданно, без подготовки. Я настраивалась упорно работать и делать карьеру, а тут… Может, это не очень нужные деньги?
Тут я шлепнула себя по губам перчаткой и принялась отплевываться от моющего. Деньги ей «ненужные»⁈ Пожила бы ты на ферме…
— Маргарет, я тебе сейчас задницу порву на щупальца осьминога! — сказала я раковине. Булькающая раковина и призрак работящей певицы разом заткнулись.
Да, до богатства мне далековато, об этом и потом подумать можно. А домовенок оказался продвинутым мальчиком: студия у него в центре города, мотоцикл, и книги он даже иногда читает. На кой черт ему сдалась такая взрослая девушка, как я? Конечно, разница в возрасте у нас чуть нивелировалась, но это отдельная приятная деталь, ни к чему не имеющая отношения.
Посуда закончилась, я прошла к себе, с опаской прислушалась у двери соседки. Джаза не слышно, уже хорошо. Что-то невнятное бормочут: то ли телевизионная политика, то ли это Вера Павловна на сон грядущий вслух «Молот ведьм» перечитывает.
Спохватившись, я осознала, что думать о «Молоте ведьм» абсолютно излишне. Но в голову лезли вопросы еще более неприятные: о сомнительном прорабе, о том, что именно было намешано в кокаин Маргарет, и почему все-таки домовенок мне уделяет столько внимания? Не мог же он заранее знать об этих редких двухдолларовых сокровищах? Ужас! Что-то моя шиза стала еще и меркантильной. Тут шиза напомнила, что это не она, а вчерашний сон у меня был меркантильный, неромантичный и неудовлетворительный во всех смыслах этого слова. Иной раз с шизой трудно не согласиться. Я поскорее открыла ноутбук и поработала над проектом.
Пора. Я смотрела на телевизор, он смотрел на меня. На мне были черные кружевные стринги и очевидная решительность. Никаких автоматов и иных пошлых способов заработка! Только романтика и… Сформулировать поприличнее было сложно, но телевизор понял и вслух не возражал.
Включился… Программа номер один…
… историческая наука этот факт убедительно доказала, хотя остаются вопросы и иные версии — уныло повествовал дяденька на фоне угрюмой стены. — С течением веков противоречия лишь нарастали…
Я потянулась переключить, но было поздно…
Мне было одновременно и жарко, и холодно. Гулко ударил колокол…
