что заметят. Нужники здесь под противоположной от наших бараков стеной, там, где крепь нависает над морем. Чтобы, значит все нечистоты прямиком в воду падали. Дверки есть. Изнутри закрываются даже, но там долго никто не сидит. Холодрыга же. И перегородки тонюсенькие. Кабы не шторма грохот, каждый пук слышно было бы, а так и себя не услышишь — так море ревёт. Это, если где по пути затеряться попробовать, под какую-нибудь стенку за угол прижаться.
Сложно. Града дождусь. Пока в форте торчим бояться мне нечего. Брон сидит себе тихо-мирно в углу — с разговорами ни к кому не лезет, отвечает, только если кто спросит. Кем бы ни был он, а пока беса на волю не выпущу, не опасен он мне. Потерплю и уж дома решусь.
* * *
— Ну что, охотнички, отогрели зады? Уступаем теперь место старшим. Собрали барахло и на выход!
Амбал, впустивший через распахнутую дверь внутрь комнаты стужу, нагло смотрел на нас сверху вниз.
— Ратибор! Ратибор! Это Ратибор! Сам Ратибор! — полетели шепотки по бараку.
За спиной великана, напомнившего мне фигурой одновременно и Вепря, и Бочку, толпился обряженный в меха и железо народ. Обветренные красные лица, присыпанная снегом одежда — ясно, что только с дороги. Те самые припоздавшие Удальцы Ратибора. Человек семь уже втиснулось внутрь барака, остальные — сквозь тёмный дверной проём сколько их разглядеть не выходит — толкутся снаружи.
— Место занято.
Голос Брона как всегда спокойный и тихий, но услышали все.
— Что? — нашёл взглядом нашего старшину Ратибор. — Ты слепой что ли? Не видишь с кем говоришь?
Широченная бритая челюсть, усищи свисают на грудь, плечи в две трети сажени, руки толщиной с ногу Брона. Гигант этот, что в Граде любому известно, один из сильнейших охотников Муна.
— Закон не ставит тебя выше меня только потому, что ты выше ростом.
Брон встал и, переступая через тесно сдвинутые лежанки, двинулся к Ратибору.
— Мы в Форте. Здесь действуют законы Империи, — продолжал свою мысль наш старшина. — Помещение мною проплачено до завтрашнего утра, но, если буря не стихнет, я намерен продлить проживание здесь. Попроситесь к нашим соседям — что у одних, что у других людей меньше. По частям вы поместитесь.
На последних словах Брона здоровяк, чья кривая улыбка и так уже растянулась на пару вершков, затрясся от хохота, который тут же поддержали его набившиеся в барак спутники.
— Нет, вы слышали? — гогоча обратился к своим Ратибор. — По частям поместитесь! По частям! Ну даёт. Может, его самого того… По частям. В нужник затолкать? На корм рыбкам отправить? Ага.
И, повернувшись к подошедшему Брону, принялся рявкать:
— Законы? Да коменданту плевать! Вас вежливо, заметь — очень вежливо, замёрзшие дорогой братья-охотники попросили подвинуться. У тебя пять минут! Чеши к Гранту, или к Фанмиру, или к тому и к другому. Мне срать! Договаривайся. По частям, или разом, или, как гордые снежники, костерок во дворе разведите побольше и подле него ночь ночуйте. Здесь будут спать мои люди. Понятно?!
— Нет.
Брон, как ровно стоял и спокойно смотрел, так и дальше стоит. Наши все на ногах — жмутся к стенкам барака. Ратибор нависает зубаном над нашим тщедушным на его фоне старшиной. Чужие охотники на показ потирают мозолистые крепкие руки. Хорошо хоть, что за оружие никто не схватился. До сметроубийства дойти не должно.
— Нет? — взметнулись брови Ратибора на лоб. — Ну, ты сам напросился, деревня. Тебя как звать вообще, смельчак? В первый раз твою снулую харю вижу.
— Я Брон.
— Пойдём, Брон. Ты бросил мне вызов, я его принимаю. Кто водит ватагу, тот чтит кодекс охотников. По-другому никак.
Ратибор кое-как развернулся в создавшейся тесноте и, подгоняя своих, шагнул к выходу.
— Что за кодекс ещё? — шёпотом спросил я у Айка.
— Поединок. Они будут драться, — шепнул друг в ответ. — Отказаться — позор.
— Ну и что? Брон откажется. Это же нечестно. Почему мы должны уступать им барак?
— Есть негласные правила, малый, — раздался у меня за спиной голос Брымзы. — В походе младшие всегда уступают старшим. Если в ту же Шипучку, когда мы охотились там, пришла бы другая ватага, из таких, что раньше нашей сколочена, нас прогнали бы. Материк — это тебе не Мун. Тут другие законы.
Но Брон молча отправился к выходу. Люди Ратибора как раз освободили проход, и вьюга снаружи принялась задувать с новой силой.
— Одевайся. Пошли смотреть.
Айк, как и другие охотники, судорожно натягивал куртку.
— Чего там смотреть, — буркнул я, поднимая с лежанки служившую мне подушкой шапку. — Брон его даром приложит — и весь поединок.
— Нельзя дар. Сразу проигрыш, — сообщил проходящий мимо нас Брав.
— У Ратибора в ватаге душитель как раз один есть, — добавил спешащий за братом Хоба.
— Что за душитель? — спросил я, шагая за успевшим одеться Айком.
— Это у кого такой дар, что чужой дар блокирует. В Граде тоже все поединки только в присутствии душителя. Это же не деревенский мордобой ваш. Тут законно всё. Принял вызов — сам виноват. Ратибор поединщик известный.
— Йок! — вырвалось у меня. — Так он же нашего Брона прикончит сейчас.
— Не прикончит, — успокоил меня Айк, выходя из барака. — Поединки до смерти везде под запретом. За убийство даже Ратибору ответить придётся. Но готовься у костра сидя спать. Кишкодёры с Чёрными нас к себе точно не пустят. Лишь бы эта сраная буря к утру отшумела уже.
Мы вышли на покрытый белым пушистым налётом внутренний двор. Мороз невелик, но снег крутит лихо. На шум уже выбрались наши соседи и даже несколько имперских солдат спустились вниз с факелами — проверить, что тут происходит.
— У нас поединок, — сообщил служивым один из людей Ратибора. — Решаем, кому у костра спать, а кому у печки.
— Решайте, — разрешил командир караула. — Цену дров знаете. Палите хоть все — деньги ваши. Нарубим ещё.
Как всё-таки я ещё пока мало знаю про жизнь за пределами своей деревни. То есть своей бывшей деревни. Оказывается, наша традиция драться чуть что, и здесь почитаема. Сразу вспомнился Санос и череда поединков, в которых урод заставлял меня драться со всеми по очереди. Вот и здесь принуждение слабого сильным. Хорошо, что не до
