Таким образом, если подумать, то первый художник постыдно уклонился от значительной части труда, поскольку сам украл у себя время, слишком долго проработав над началом; еще виновнее тот, кто упустил большую часть труда, поскольку почти весь день потратил неизвестно на что, и, не завершив ни одного из дел, слишком поздно приступил к картине; наконец, весь день целиком был упущен тем, кто ждал заката, чтобы начать, – его вина полнее всех.
Выдающемуся мужу, врачу Антонио делла Скарперия, рассуждение о первом письме к Луцилию «Insigni viro magistro Antonio de Scarperia physico tractatus ex epistola ad Lucilium prima…» [6 февраля 1398?], Epistolario di Coluccio Salutati / Ed. F. Novati, iii. Roma, 1896, 256–257 (c. 34)
[… изложение, основанное на примере с художниками, не выдерживает критики. В нем сказано, что тот, кто поздно приступил к написанию картины, ничего не сделал, однако признается, что другой, начавший вовремя, но несколько раз стиравший начатое, кое-чего достиг. Тем самым, в этом примере присутствует ложная предпосылка. Если действие должно довестись до завершения, то тот, кто не завершил дела, с необходимостью либо ничего не сделает, либо, если мы соглашаемся, что несколько раз начинавший что-то сделал, то тот, кто начал один раз, также должен кое-что сделать. Из этой неверной предпосылки вытекает спорное суждение: он сказал, что тот, кто начал жить, когда нужно было уже заканчивать, ничего не сделал и таким образом упустил большую часть жизни; но при этом он допускает, что тот, кто все время начинает жить, что-то совершил. По этой причине я считаю, что не следует соглашаться с этим сравнением и описанием.
[Гаспарино Барцицца], Замечание по поводу писем Сенеки, Commentum super epistulas Senecae. Cremona Biblioteca Governativa Cod. 128, fol. 113r-v. Цит. по: Novati F. Epistolario di Coluccio Salutati. iii. Roma, 1896. Р. 258 (c. 34)]
V. Филиппо Виллани
Vetustissimi, qui res gestas conspicue descripsere, pictores optimos atque imaginum statuarumque sculptores cum aliis famosis viris (fol. 71v) in suis voluminibus miscuerunt. Poete insuper prisci Promethei ingenium diligentiamque mirati, ex limo terre eum fecisse hominem fabulando finxerunt. Extimaverunt enim, ut coniector, Prudentissimi viri nature imitatores, qui conarentur ex ere atque lapidibus hominum effigies fabricare, non sine nobilissimi ingenii singularisque memorie bono atque delicate manus docilitate tanta potuisse. Igitur inter illustres viros eorum annalibus Zeusim, Peharotum [?], Chalcym [?], Fydiam, Prasitellem, Myrronem, Appellem, Couon, Volarium [?] et alios huiuscemodi artis insignis indiderunt. Michi quoque eorum exemplo fas sit hoc loco, irridentium pace dixerim, egregios pictores florentinos inserere, qui artem exanguem et pene extinctam suscitaverunt. Inter quos primus Johannes, cui cognomento Cimabue dictus est, antiquatam picturam et a nature similitudine quasi lascivam et vagantem longius arte et ingenio revocavit. Siquidem ante istum grecam latinamque picturam per multa secula sub crasso peritie ministerio iacuisset, ut plane ostendunt figure et imagines que in tabellis parietibusque cernuntur sanctorum ecclesias adornare. Post hunc strata iam in novis via [MS. nivibus], Giottus, non solum illustris fame decore antiquis pictoribus conparandus, sed arte et ingenio preferendus, in pristinam dignitatem nomenque maximum picturam restituit. Huius enim figurate radio imagines ita liniamentis nature conveniunt, ut vivere et aerem spirare contuentibus videantur, exemplares etiam actus gestusque conficere adeo proprie, ut loqui, flere, letari et alia agere, non sine delectatione contuentis et laudantis ingenium manumque artificis prospectentur: extimantibus multis, nec stulte quidem, pictores non inferioris ingenii his, quos liberales artes fecere magistros, cum illi artium precepta scripturis demandata studio atque doctrina percipiant, hii solum ab alto ingenio tenacique memoria, que in arte sentiant, exigant. Fuit sane Giottus, arte picture seposita, magni vir consilii et qui multarum usum habuerit. Historiarum insuper notitiam plenam habens, ita poesis extitit emulator, ut ipse pingere que illi fingere subtiliter considerantibus perpendatur. Fuit etiam, ut virum decuit prudentissimum, fame potius quam lucri cupidus. Unde ampliandi nominis amore per omnes ferme Italie civitates famosas spectabilibus locis aliquid pinxerit, Romeque presertim arce pre basilica sancti Petri ex musivo periclitantes navi apostolos artificiosissime figuravit, ut orbi terrarum ad urbem conflue ntiarte vique [MS. urbeque] sua spectaculum faceret. Pinxit insuper speculorum suffragio semet ipsum eique contemporaneum Dantem Allagherii poetam in pariete capelle palatii potestatis. Ab hoc laudabili valde viro, velut a fonte sincero (fol. 72r) abundantissimoque, rivuli picture nitidissimi defluxerunt, qui novatam emulatricem nacture picturam preciosam placidamque conficerent. Inter quos Masius omnium delicatissimus pinxit mirabili et incredibili venustate. Stephanus, nature simia, tanta eius imitatione valuit, ut etiam figuratis a physicis in figuratis per eum corporibus humanis arterie, vene, nervi et queque minutissima liniamenta proprie colligantur et ita, ut imaginibus suis,Giotto teste, sola aeris atracctio atque respiratio deficere videatur. Taddeus insuper edificia et loca tanta arte depinxit, ut alter Dynocrates seu Victaurius, qui architecture artem scripserit, videretur. Numerare fere innumeros, qui eos secuti artem ipsam Florentie nobilitaverunt, otiantis latius foret officium et materiam longius protrahentis. Igitur in hac re de his dixisse contentus ad reliquos veniamus.
De origine civitatis Florentie, et de eiusdem famosis civibus… Ватиканская апостольская библиотека (Biblioteca Apostolica Vaticana): MS. Barb. lat. 2610, fols. 71r–72r. (c. 70–72)
Выдающиеся древние историки описывали в своих трудах лучших живописцев и скульпторов наравне с другими знаменитыми мужами (fol. 71v). Кроме того, поэты былых времен, восхищаясь талантом и мастерством Прометея, в своих поэмах изобразили, как он создал человека из земной грязи. Как я догадываюсь, мудрейшие мужи полагали, что подражатели природы, пытавшиеся сотворить человеческий образ из бронзы и камня, сумели сделать таковое не без помощи благороднейшего таланта и исключительной памяти вкупе с тонкой восприимчивостью рук. Посему они включили в свои списки превосходных мужей Зевксиса, Поликлета, Фидия, Праксителя, Мирона, Апеллеса, Конона[297] и других представителей сего прекрасного искусства. Да будет и мне позволено по их примеру и с позволения моих насмешников перечислить здесь выдающихся флорентийских живописцев, возродивших безжизненное и почти исчезнувшее тогда искусство. Среди первых Джованни, по прозванию Чимабуэ, призвал к жизни своими искусством и талантом устаревшую живопись, уже далеко отступившую и отдалившуюся от жизнеподобия. Отлично известно, что до него греческая и римская живопись много веков была в услужении у грубоватого мастерства, что ясно показывают фигуры и изображения на картинах и стенах, украшающие святые церкви. После того, как Чимабуэ уже проложил дорогу к обновлению, Джотто, который
