Ожижительной и наткнулись на Ионова.
— A-а… вы ещё здесь? — рассеянно спросил Ионов.
— Мы… — Гунн оглянулся на Казимира Ивановича. — Да.
— Как здоровье? — обратился Ионов к Казимиру Ивановичу.
— Здоровье?.. Э-э… улучшается.
— Ну-ну. — Ионов дружелюбно похлопал Казимира Ивановича по плечу.
— Странно, — пробормотал Казимир Иванович. Ионов озадачил даже его.
А потом откуда-то из боковой двери на них наскочил Митя Нестеров.
— Привет!
— Привет! — ответили ребята.
И Митя тут же скрылся в другой боковой двери.
— Никто нам не удивляется, — сказала летняя шапка с жёлтым козырьком.
— Может, правда лучше завтра придём? — сказала летняя шапка с зелёным козырьком.
— Это теперь, когда мы совсем у цели! — воскликнул Гунн. Он всегда и всюду опаздывал. А сегодня он не опоздал и не хотел ни от чего отказываться. И потом, у него в руках ключи.
— И я шнурки завязал, — сказал мальчик со шнурками. — Почти завязал.
— Подождите. — Казимир Иванович приложил ладонь к уху, прислушался к голосам в Ожижительной.
— Просчитали? — спрашивал Громцев.
— Нет. Через полчаса будет готово, — отвечал Ионов.
— Главный Криоген у себя?
— Отдыхает.
За дверью послышались шаги. Казимир Иванович схватил мешок и побежал вверх по лестнице. Ребята — за ним. Гуси пощипывали девочку, чтобы не отставала. Они сегодня были менее храбрыми, чем в прошлый раз.
7
Казимир Иванович велел Гунну вставить один из ключей в скважину маленькой двери. Вот он, ответственный момент. Старик забыл о радикулите. Даже платок чуть не потерял.
Дверь скрипнула и отворилась.
Вначале нешироко.
Казимир Иванович и ребята постояли некоторое время, прислушались, потом открыли дверь пошире и осторожно вошли.
Вот она, гора Науки, лаборатория Главного Криогена! Академика Мельникова!
Посредине лаборатории, внизу, в сумраке, мерцал большой серебристый сосуд. Он был вставлен в такой же большой магнит. Внутри сосуда светилось, остывало голубое сияние. Поблёскивали на тонких, почти невидимых нитках кусочки металла.
— Космос в колбе! — восторженно прошептал Гунн.
Ему никто не ответил.
В следующую секунду ребята увидели тоже нечто удивительное: в углу спал академик. Он лежал на диванчике, натянув на ухо кожаную куртку. Диванчик был ему короток, и академик лежал, свернувшись калачиком. На полу валялись домашние туфли.
Возле диванчика, на стуле, тикал старенький никелированный будильник, стояла бутылка минеральной воды и стакан. Пепельница была полна окурков.
— Спит…
— Ага.
— Почему?
— Не знаю.
— Казимир Иванович!
Казимир Иванович смотрел на спящего Мельникова.
— Казимир Иванович! — громче повторил Гунн и даже за руку подёргал.
— А? — встрепенулся старик.
В это время на столе приглушённо затрещал телефон.
Академик чуть пошевелился и выше натянул на голову куртку. Телефон не умолкал — один звонок… второй… третий…
Гунн вопросительно посмотрел на Казимира Ивановича, и тот кивнул.
На цыпочках Гунн спустился по крутой лесенке. Взял телефонную трубку.
— Алло! Он?.. Спит. Не будить? Хорошо. Запомню. — После этого Гунн долго слушал, кивал головой. Мальчик со шнурками невероятно завидовал ему, потому что Гунн стал физиком. На глазах за какие-нибудь считанные минуты.
— Кто я? Я… — Гунн замялся и положил трубку. Вот бы чего не сделал мальчик со шнурками. Такая возможность: физику поговорить с физиком.
Гунн побежал наверх.
— Из вычислительного какого-то звонили. Просчитали эксперимент. Просили передать, что опять недобрали восемь тысячных… И что тридцать шестой насмарку. Это что значит, Казимир Иванович?
— Что это значит? — повторил Казимир Иванович. Он выглядел очень серьёзным. — Это значит, ребята, что надо уходить.
— А мешок? А письма?
Казимир Иванович задумчиво посмотрел на мешок и ничего не сказал.
В маленьком холле, перед Ожижительной, было тихо. Машина была выключена, погасли экраны с электрическими разрядами. Поршень странно повис на полдороге в пустоте. Трубки и провода тоже повисли. Их даже не очень было видно. Раздавался только мерный звук, словно из крана капала вода.
В кресле дремала Наташа; по-прежнему в резиновом фартуке, перчатки сняла. Рядом дремала Пунченок, свернулась калачиком, совсем как академик на диванчике. И туфли на полу стояли, только не домашние. Николай вертел в пальцах погасшую сигарету, задумчиво хмурился. Марта Петровна за конторкой опустила голову на руки и тоже, кажется, спала. Тамара Владимировна и Ионов что-то подсчитывали на листке бумаги, тихонько переговаривались. Громцев бродил из угла в угол, как в былые времена, когда поглядывал на люстру.
Ребята вошли в холл и остановились.
— Ты иди.
— Нет, ты иди.
— Почему я?
— Ты по телефону говорил.
Это начали торговаться Гунн и летние шапки. Тогда мальчик со шнурками решил, что наступил для него момент и он сумеет поговорить с Громцевым как физик с физиком. Но тут Громцев обернулся, удивлённо поднял брови. Первый человек, который всё-таки выразил удивление. А может быть, это теперь условный рефлекс у Громцева на всех младших школьников, где бы они ни были?..
— Час от часу не легче, — вздохнул Вадим Павлович. — Говорите, что там у вас, излагайте.
Вперёд вышел Казимир Иванович, пожал Громцеву руку.
— Вам звонили из вычислительного.
— Да? — Громцев оживился.
— Опять вы чего-то недобрали.
— Восемь тысячных, — быстро сказал мальчик со шнурками. Он достиг своего: физик поговорил с физиком.
Все начали подниматься с мест. Наташа натянула резиновые перчатки. Пунченок потёрла кулаком глаза, потом спрыгнула с кресла, надела туфли.
— Будите Главного Криогена, — сказал Громцев.
— Записывать тридцать седьмой? — спросила Марта Петровна.
Часть сотрудников потянулась к машине, остальные — наверх, к лаборатории Мельникова.
Корпус наполнился глухим гудением заработавшего Ожижителя. Вспыхнули на экранах электрические разряды. Качнулись на приборах стрелки.
— И мне пора, — сказал Громцев.
— А как же мы? — спросили ребята. — Что с нами будет?
— Вы?
— Нас вон сколько! — Гунн подбежал к Вадиму Павловичу. — И ещё там стоят, у метро. Ждут. Вы скажите, что надо!
— Мы сумеем! Мы всех позовём! — закричала девочка, и даже её гуси не выдержали (хотя были не в счёт, только сочувствующими), закричали: «Да, да, всех позовут! И отметки ребята покажут, у них хорошие отметки!»
— Мы на вас не обиделись, — сказал мальчик со шнурками. — Давайте ещё поговорим.
— Мы все по-настоящему! — закричали летние шапки. — Разрешите!
Ребята окружили Громцева.
— Так ведь и мы
