у меня болит голова! Голова! Она сейчас лопнет! Беатрис!
Милая замерла, испуганно глядя на него. Несколько секунд она оставалась непреклонной в своём гневе, потом вдруг порывисто опустилась на стул рядом с Ллойдом, обняла и принялась гладить по голове.
– Тише, тише, мой хороший, – прошептала она. – Голова болит, да? Прости, прости меня… Ну, тише, тише, мой мальчик, сейчас всё пройдёт.
– У меня не много денег, Деллахи, увы, – сказала Гленда. – Но хоть сколько-то. Если вы подадите мне мою сумочку, она стоит вон там… да, эта, спасибо.
– Я поплыву с вами, Деллахи, – неожиданно произнёс Липси.
– Я рад, Л-липси, – не удивился солдат. – Ч-честно г-гэ-э-говоря, очень не х-хотелось одному.
– Понимаю, – кивнул Липси. – Не думаю, что мы доберёмся до большого берега, но… но и здесь сидеть и ждать смерти – ничуть не лучше.
– Вы п-пэ-э-равы.
– Я дам, дам денег, – сказал Ллойд, понемногу успокаиваясь. – Не все, конечно, но…
Беатрис взяла его лицо в руки, заглянула в глаза:
– Ллойд! Ты же не такой! Ты же совсем не такой, мой милый, я знаю.
– Но-о… – он опустил глаза, чтобы избежать её вопросительного и такого грустного взгляда, который проникал до самой души, тревожил и заставлял попытаться понять, что происходит. Но Ллойд совсем не хотел этого понимать! – Но должно же что-то остаться нам, – неуверенно произнёс он. – На первое время. Когда война кончится, мы…
– Милый, – не дослушала Беатрис, – ты отдашь Деллахи деньги. Все. Хорошо?
– Хорошо, – с сомнением выдавил он. – Хорошо, пусть так… Если ты с ними заодно, значит… значит, так тому и быть. Хозяин предуп…
– Ллойд! – осадила она.
– Нет! – покорно замотал он головой. – Нет, конечно, я знаю: ты любишь меня и желаешь мне только добра. Ты не предашь. Ведь не предашь?
– Бедный, бедный! – прошептала она со слезами на глазах. Как он тебя!..
– Хотела бы я тоже с вами, – обратилась Гленда к Деллахи. – Но ведь вы меня не возьмёте, я знаю. Да и толку от меня не будет никакого, только лишние заботы вам, понимаю.
– Мы в-вэ-э-вернёмся, Гленда, – ответил Деллахи. – Обещаю. И привезём доктора.
– Да, да, да, я вам верю, Деллахи, – закивала Гленда. – Я нисколько не сомневаюсь, что у вас всё получится. Мы будем ждать вас. Мы очень будем вас ждать! И Маленький будет ждать своего крёстного, правда, Остин? – она погладила ладонью живот, поморщилась. В глазах её стояли слёзы, но она не дала им воли. Добавила упавшим голосом: – Приводите помощь поскорее.
29. День двадцать третий. Нид Липси
Жизнь продолжается даже на острие копья. Даже когда копьё противника вошло тебе в живот и движется к позвоночнику, разрывая кишки, выворачивая селезёнку или разделяя надвое печень, даже тогда ты продолжаешь жить – бороться, надеяться и сопротивляться. И когда твой меч пронзает горло убившего тебя, ты издаёшь победный предсмертный клич. Ты радуешься тому, что остался непобеждённым – твой враг умер, и даже на минуту раньше тебя.
Нид Липси в своё время много читал, поэтому знал твёрдо, что жизнь тем слаще, чем очевидней близкая смерть. У него не было возможности убедиться в этом на собственном опыте. Пока не началась эта война. Пока он не оказался на этом острове смерти и умирающих. Теперь он мог с уверенностью сказать: да, книги не врут, оно действительно так и есть.
После самоубийства Маклахена он вдруг настолько остро осознал безысходность положения, что душу защипало, она задёргалась от боли и страха, забилась куда-то под солнечное сплетение и там дрожала – мелко и часто. А потом, когда они с Деллахи обнаружили давно убитую хозяином корову, ему всё стало ясно. Маклахен своим поступком и своим уходом давал понять Липси, им всем, что они не должны сидеть на этом острове в ожидании смерти. Они должны бежать отсюда, искать возможность выжить, пытаться не дать безнадежности просто взять и свести себя в могилу.
Беатрис говорила, что Маклахен повесился из-за маяка, потому, дескать, что маяк угас. Глупости. Он давно уже погас. Нет, хозяин просто пожертвовал своей жизнью и жизнью коровы ради них, чтобы подтолкнуть их к борьбе за выживание, заставить их следовать тому извечному инстинкту, о котором они почему-то забыли. И Липси внял призыву Маклахена.
Когда Деллахи собрался на материк, Липси нисколько не сомневался поначалу, что хромой тоже понял поступок хозяина. Но из последующего разговора один на один стало ясно, что безумец Деллахи и в самом деле намерен вернуться на остров. Ну что ж… Это его дело. А Липси возвращаться не собирался. Там, на материке, он либо сгорит в пекле войны, как тысячи и миллионы других, либо выживет, как сотни и тысячи сумевших выжить. По крайней мере, он сделает всё возможное для своего выживания, а не будет тоскливо ожидать смерти.
Ллойд помог им с Деллахи спустить лодку, перенести в неё и установить мотор.
– Осторожно! – поминутно призывал хромой, пока они спускали лодку на воду. – Осторожно с мэ-э-морем. Н-не намочите ног!
И это было правильно. Море выглядело совсем не той ласковой стихией, в которой так приятно было выкупаться когда-то. Та зловонная пена, которая покрывала тёмную воду, не сулила ничего хорошего, если её коснуться.
Беатрис и Ллойд стояли на берегу рядом, провожая их взглядами. Гленда не смогла выйти из комнаты, но её бледное лицо было видно в окне. Бедняжка! Девочка наверняка умрёт со дня на день, она не дождётся возвращения своего любимого папы Деллахи.
Уже когда они готовы были скрыться в тумане, Беатрис медленно подняла руку, махнула. Следом яростно замахал рукой этот безумец. Ему всё нипочём! Кажется, он не понимает, что обречён. Счастливчик.
Беатрис что-то крикнула, её слабый голос не смог пробиться через плотную завесу смога. Впрочем, можно было догадаться, что она крикнула. Это было "прощайте" или "возвращайтесь".
"Да, прощайте, Беатрис. Больше мы никогда не увидимся".
Они никогда больше не увидятся, потому что Липси и под страхом немедленной казни не вернётся сюда.
Отведя лодку ещё на пару десятков метров от берега, Деллахи дёрнул стартер. Дигатель попыхтел, но не проснулся. Деллахи дёрнул ещё раз. И ещё. Мотор наконец вздрогнул, заревел, выдыхая синеватый дым. Деллахи кивнул и уселся на скамейку в корме.
Он вёл лодку самым медленным ходом. В густом зловонном тумане, стоящем над морем, ориентиров не было никаких, так что хромой то и дело поглядывал на маленький компас в часах. Он бросил Липси брезентовую скатку:
– Н-накройтесь, Липси.
Липси послушно накрылся провонявшим горелой химией и плесенью полотном.
За бортом поднималась шапками рыжей пены тёмная,