Она достает более богатое платье, зеленое, расшитое золотыми нитями.
– В этом пойдешь! Садись, причешу твои лохмы!
***
Согнувшись пополам, мы пробираемся на нижние уровни, прячась от случайных прохожих за углами, ящиками с провизией и кадками с цветами. И зачем было так рядиться? Все равно не видит никто: все на главной улице, отмечают и веселятся.
– Мы как шпионы! – шепчу я Ове с раздражением.
– Брэди узнает – голову оторвет!
– Почему?
– Так они же пленные! – возмущается подруга и прыскает со смеха. – Брэди сказал до утра их держать!
Толкаю ее кулачком в бок и встаю во весь рост, больше не таясь. Я уже и отвыкла от того, что гномы постоянно друг друга разыгрывают.
Ова отодвигает тяжелый засов в подвал, и мы слышим голоса Стражей. Им, судя по всему, очень весело. Разговор двух пьяных мужиков, не вяжущих лыка.
– Хороша же темница! Брэди им эль выделил?
– Так праздник же! – всплескивает руками гномиха. – Чего им там скучать в одиночестве?
– Постоим здесь, послушаем, о чем трепятся, – говорю я, прижимаясь спиной к стене.
– Давай! – девушка в восторге от приключения.
Конечно, лучше было бы подслушивать одной. Мало ли какие секреты выболтают Стражи в таком состоянии. Но не посылать же Ову назад. Точно обидится, а то еще и Кейла притащит.
– Она по тебе скучает! – голос Александра.
– И что мне теперь делать? – бас Макса. – С собой в постель тащить?
– Не последняя кобыла, найдутся еще!
– Они что, так грубо про женщин?! – негодует Ова. – Совсем страх потеряли! Ты правильно сделала, что отказала этим двум остолопам!
Прикладываю палец к губам, показывая молчать. Подруга слушается, но сердито фырчит.
– Забирай ее себе. Устроишь знатные скачки, – предлагает Исаев Александру, и оба ржут так громко, что эхо отражается от каменных сводов.
– Боюсь, что у меня она понесет в тот же месяц!
– И что, не прокормишь? Не первый же, – Макс икает, – ребенок. Возьму потом к себе, если что.
– Да у тебя самого семеро по лавкам! Куда тебе еще?
Все до одного волоска на моем теле встают дыбом. Такое лицемерие, подлость, гнусность и низость можно ждать от современных мужчин, но никак не от благородных рыцарей…
– Да у меня одни девки! Куда их девать? – сокрушается Исаев. – Еще и плодятся!
– Так продай их эльфам! Они всяких возьмут! Любят, чтобы трепыхались под ними!
Боже! Я съезжаю по стене и в ужасе смотрю на Ову. У нее такие же круглые от страха глаза.
– Они торгуют людьми! – подруга в панике прикусывает собственную ладонь. – Пойдем отсюда! Тебя Светило от них отвело. Брэди к тебе их не подпустит.
Поднимаюсь на ватных ногах, как раздается голос Макса:
– А Глафиру не трожь! Моя!
– Не верю в твою байду с первым поцелуем и встречами в Ньезфилде. У нее спросим.
– Она тебе скажет то же самое! И я с ней спал… А ты не-е-е-ет! И вообще, нас Древо уже повенчало.
– Да мне как-то пофиг, – хохочет Александр. – Ты там ящик готовь, если что. Только не местного бухла, а первосортного шампанского. Уговор есть уговор!
Ова обнимает меня с сочувствием. Утыкаюсь носом в мягкое плечо подруги и заливаю горячими слезами ее дорогую тунику. Вот тебе и поклонники! Женихи-рыцари! Мало того, что конченые отморозки, так еще и поспорили на меня…
– Неправда, – бормочу сквозь слезы, – я не спала с ним.
– Ну, успокойся, – Ова достает платок и заставляет меня высморкаться. – Пойдем. Скажем Брэди, он сгноит их в подземелье.
Ноги не слушаются, и девушка буквально тащит меня на себе. Благо сил у нее, как у троих человечек. А у меня рушится мир. Не Тривинд и не Ньезфилд, а мой внутренний мир – то светлое, чистое и прекрасное, что определяет душу. И только один вопрос вертится в голове: «За что?»
Эпилог
Морк знает эти катакомбы с самого детства. Со времен Большой Войны, когда его отец, приближенный Первого Орка, брал сына с собой в вонючие норы гномов. Он помнит вкус их свежего мяса, их последние крики, прежде чем острые зубы Пожирателей вопьются им в шеи, поймают их последние вздохи. Он держит в памяти все бесчисленные ходы и закоулки подземного лабиринта. Их Цитадели, Гряды Лауритх.
Но сейчас не время предаваться воспоминаниям о былом величии. У него есть задание от повелителя, и нет ничего важнее, чем доставить мелкую человечку в Твердыню. А уж Хорг разберется, заставит ее заговорить. Откроется дверь в заветные пастбища, и Племя возьмет свое: насладится сладкой и сочной плотью, покорит бескрайний новый мир своей жесткостью и неистовством.
– Которая из них? – спрашивает Килх своего сотника.
– Хорг сказал, что рыжая.
– Они обе рыжие.
– Тогда мешки на головы обеим.
Конец
