беззаботно. Глядя на неё, я не могу долго предаваться унынию.
Первые дни пути самые спокойные. Мы бредём по знакомому лесу, держась реки. Здесь Эйке хватает тени. С пищей тоже нет затруднений. Местные зверушки знают нрав моей подруги и сами не нападают, но вынуждены выходить к водопою, где и становятся добычей.
Трудности начинаются лишь через неделю, по мере удаления от замка. Как только течение поворачивает к югу, чаща делается непроходимой. По вечерам оттуда наползает удушливый пунцовый туман. С голосами. То ли здесь творилось страшное, то ли оно специально так задумано, но душераздирающие вопли и стенания мешают устраиваться на ночлег. К счастью, Эйке не нужен воздух, чтобы жить, и свет, чтобы видеть, и она благополучно выводит меня из кровавой полосы туда, где можно дотерпеть до утра.
Так и продвигаемся потихоньку, пока Эй не распарывает себе ногу обо что-то, по её утверждению, серебряное. В это время мы огибаем нескончаемую трясину, поневоле отдаляясь от реки. Эйка полетала туда-сюда, но не нашла конца топям, и теперь злобно бранится, сидя на болотном пеньке. Я отдаю ей заранее усыплённого зайца, чтобы помолчала немного, и вытягиваю из тины под ногами длинную палку… Нет — стрелу, с хищным зазубренным наконечником. Наверняка заговорённую, раз она столько лет проторчала как новая.
— Вот видишь! Из всего можно извлечь пользу, — оборачиваюсь я к Эйке.
— Извлекай дальше. Я тут подожду, — шипит она, примеряясь к завтраку.
Ясно, что в грязи я должен один копаться. Я же виноват, что она себе пятку распорола! Волшебники всегда во всём виноваты.
— Босиком ходить не надо, — говорю я, расковыривая мечом ил на краю болота.
Я её давно предупреждал, между прочим! Эй не отвечает, только скалит перепачканные кровью клыки. Да какой с неё спрос?
Вслед за первой стрелой я нахожу почти полный колчан и лук. Даже тетива не истлела! Правда, за рукоять цепляются пальцы хозяина. Ну как, пальцы — кости одни. Я пытаюсь стряхнуть их, но лучник упирается.
— Что вы за народ? — поражаюсь я. — Никак не навоюетесь! Отдай по-хорошему!
— Пожрать ему предложи! — хихикает Эйка. — Он, поди, голодный.
Была охота! Такому ноготь сунь — по локоть руку оттяпает! По локоть — не по локоть, но кисть я ему отрубаю. Пальцы, наконец, разжимаются, и рука по-крабьи отползает в родное болото. Нет, ну а что делать? Оружие-то нужно!
Дальше я тащу и лук, и Эйку, которая сама передвигаться не способна. Поэтому из болот мы выбираемся долго. Мне не по нутру пропитанный гнилью воздух и дурманящие цветы, которые ночами распускаются на трясине ― их рубиновые лепестки слабо светятся в темноте, будто капли крови никак не могут упасть. И всё время сзади кто-то крадётся, противно чавкая.
— Спорим, их так нарочно заколдовали? Чтобы они даже мёртвые сражались, — хихикает Эй, сидя у меня на спине. — Вот и пришлось их в болото заманить, лишь бы отстали.
— Что ты ко мне привязалась с разными ужасами? Сейчас тут брошу, лишь бы отстала!
— Не бросишь, у нас Связь.
Через пару дней таких разговоров Эй подкрепляется зазевавшейся выдрой и всё-таки становится на крыло.
— Тут жди, — велит она мне, — я быстро.
День иссякает, а туман густеет, и я вовсе не хочу ждать «тут». Но когда я в прошлый раз не пускал её на охоту, вышел скандал с продолжением.
— Одну ночь, — предупреждаю я сквозь зубы и ложусь спать.
То есть не спать, а вздрагивать и таращиться в темень. Но Эйка возвращается поразительно быстро.
— Ноги ему отгрызла, — хвастает она, ныряя ко мне под плащ, — и руки. Теперь не догонит… Меч убери! Если это меч.
Шутки Эй очаровывают почти так же, как её рацион. Но она же для меня старалась! Я выпускаю рукоять меча, обнимаю Эйку и засыпаю под коварный перезвон листьев.
К следующему вечеру мы, наконец, выбираемся из этих гибельных краёв. В более гибельные края. Сперва всё идёт неплохо, только лес мельчает. Эйка от этого не в восторге — много солнца! Она закутывается, как житель песчаного города, и твердит, что лучше бы мы дальше ломились сквозь глухие дебри. Я хочу вернуться к реке, так надёжнее. И гавань ближе. Эйка заявляет, что не любит пустых пространств и прямых дорог, но в итоге подчиняется. Потому что в прошлый раз это была её идея — тащиться по болоту!
— Ну да, нашёл на меня управу, и радуешься, — ворчит она, сверля взглядом колчан со стрелами.
Это верно. Долго ль до беды при моей меткости? Но я так давно мечтал о луке! И так же давно из него не стрелял. На всякий случай я обламываю серебряные наконечники и оставляю только обычные. Тут ведь нет других вампиров.
Я уже знаю, что стрелу можно направить магией. Но пустить её тоже надо! Назавтра я умудряюсь подбить толстенькую пушистую птичку и сам не верю своему счастью. Я собираюсь гордо съесть добычу за ужином, но Эйке не нравится, как птичка пахнет. Лучше, говорит, волосатых ягод наешься. А ещё лучше рыбу полови.
Ягоды пока не поспели, но с рыбалкой можно попробовать, мы достаточно отдалились от болот. Веток для удочки хватает, ниток для лески можно надёргать из пояса. Под крючок Эйка жертвует серёжку с сумрачно светящимся камушком. Я-то думал, мы их все выбросили!
Эйка поднимает на меня глаза — теперь больше ничего и не видно, кроме извивов её бледно-изумрудного одеяния.
— Мы ведь не в замке! — объясняет она. — И я их не примеряю. Просто красивые…
Длиннющие ресницы вспархивают всего один раз над чёрными безднами, золотые нити вспыхивают в глухом покрывале. Поглядела — и отошла, ага. Женщины!
Рыба, кстати, ловится. Правда, тут же и разбегается по траве. Но Эйка с детским восторгом бросается догонять улов.
— Что тебя смущает? — удивляется она. — Ну не ешь ноги, если не хочешь!
Почему это? Ноги как раз самое вкусное. Съел с аппетитом, пока жив.
Увы, полакомиться свежей рыбкой удаётся недолго. Вскоре редкие кусты на берегу сменяются частыми камнями. Мы продвигаемся медленнее, чем предполагали, и дольше пережидаем жаркое дневное солнце. А потом берег упирается в неприступный утёс. На очередном привале в тени голубоватых глыб мы долго вертим карту, но не находим дороги, которая якобы шла по берегу.
— Значит, река сменила русло, — вздыхаю я, — видишь, тут плотина нарисована? Мы её не видели по пути.
— И что теперь? Воздвигнем плотину? — спасаясь от света, Эйка набросила мой плащ, и когда она говорит, светящиеся знаки медленно плывут по её лицу.
Построить
