Им было интересно вдвоем, они ни с кем не знакомились, так как скука им не грозила.
Но однажды вечером, когда они наслаждались турецким кофе на веранде под псевдоантичными колоннами, Антона окликнули.
— Барановский, неужели ты? Живой?
— Как видишь.
Антон с трудом узнал в крупном, полноватом мужчине Топоркова — бывшего бойца из его отделения, раненного при нападении на караван душманов.
— Это просто невозможно — встретить тебя здесь, живого и здорового! Я, когда лежал в госпитале, слышал, что ваша группа попала в засаду и была полностью уничтожена моджахедами. Каким образом ты спасся?
— Был контужен, попал в плен. Бежал, снова получил контузию, ранение и потерял память. После второй контузии весь период службы в Афгане был словно стерт из памяти, только недавно все восстановилось.
— Это дело надо отметить. Я, можно сказать, твой должник — если бы вы тогда меня не вынесли, то гнили бы мои косточки не один год…
— Глупость говоришь — у нас такого даже в мыслях не было. Помнишь установку тех лет: сам погибай, а товарища выручай!
— Антоша, то были правильные лозунги, не то что теперь. Все перевернулось с ног на голову. Мы не жалели своей жизни, здоровья в горах Гиндукуша, на перевале Саланг, в Кандагаре, Кундузе. Нас убивали, и мы убивали… Неправильно говорю, мы — сражались, а война не обходится без жертв с обеих сторон. А сейчас, как оказалось, мы были оккупантами, наркоманами и это позорное прошлое, которое лучше предать забвению. Недавно я был в Афганистане…
— Да ты что? Вот здорово было бы еще раз увидеть тот суровый край!
— Да, было интересно там оказаться… Разговорился с одним бывшим полевым командиром, который воевал тогда против нас. Теперь, когда их страна оккупирована американцами, он говорит, что тогда ошибался, воюя против нас, — у наших стран было много общего в истории, налажены и дружественные, и экономические связи. Вот что получается: у нас хают тот период, называют позорным прошлым, а у них его переосмысливают.
— Наверное, не все так считают и здесь, и там. Единичные случаи…
— Множество состоит из единиц, а там я встретил не одного такого… Обиды., жертвы, принесенные во время войны, уже забыты, осталась трезвая оценка тех событий. Не вошли бы тогда наши войска — вошли бы американцы, как сейчас.
— Ну и что? Тогда не вошли американцы, так они сейчас там, и катастрофы в этом нет. Я не буду спорить с тобой на эту тему — лично мне, как и большинству, та война была не нужна, а от того, что сейчас там американцы, мне ни холодно ни жарко!
— Антоша, остынь — я не оправдываю ту войну, но мне противно, что те события так сейчас трактуют. Да ладно, пошли в бар, выпьем по маленькой, помянем наших товарищей. Ты сам здесь?
— Нет. Вот познакомься — Иванна. А это мой бывший сослуживец Топорков.
— Геннадий. Очень приятно. Я тоже здесь не сам, хотя приехал один.
Они подошли к барной стойке, где Иванна традиционно удовлетворилась зеленым коктейлем «мохито», а мужчины по предложению Топоркова взяли себе по коктейлю «текила-бум». Бармен долил в большой стакан с текилой напиток «спрайт», накрыл белоснежной салфеткой, ловко встряхнул, стукнув по стойке: «Бум!» и предложил бурлящий пузырьками напиток Топоркову, который одним махом опорожнил стакан. Бармен изобразил на лице восторг и хлопнул в ладоши. Затем он проделал те же манипуляции, и уже Антон залпом выпил коктейль, и на мгновение у него перехватило дыхание.
— Повторим? — предложил Гена Топорков, и они снова заказали две «текилы-бум».
После третьей порции у Антона наступила эйфория, которую пыталась нарушить Иванна, что-то сердито говоря ему, но смысл ее слов не доходил до его сознания. А после четвертого коктейля Иванна исчезла, они с Геной оказались в другом баре, требуя следующую порцию «текилы-бум», а бармен вначале вежливо отказывал, затем вызвал секьюрити. Антон хотел было «разобраться» с охраной, но Топорков его вовремя удержал. Затем они выпили кофе и пошли на берег моря. Устроились на двух висевших рядом гамаках, в дневное время обычно занятых.
— Ты где-то работаешь? — спросил Гена Топорков, стараясь как можно сильнее раскачать свой гамак, но это ему плохо удавалось.
— Сам на себя — свободный художник.
— Видно, неплохо зарабатываешь, если позволяешь себе с девочкой отдыхать здесь, в этом отеле. Он один из самых дорогих и престижных на этом побережье.
— За все то долгое время, которое прошло после возвращения из Афгана, это мой первый выезд на отдых. А «девочка» — моя будущая жена.
— Тогда ты зря начал приучать ее к дорогим отелям. К хорошему привыкаешь быстро, а отвыкаешь всю жизнь. Впрочем, не знаю, может, твои картины стоят бешеных денег?
— Настоящих художников признают после смерти.
— Думаю, такое признание тебя ожидает нескоро, а нормально жить нужно сейчас, и для этого требуются деньги. Могу помочь тебе с работой, в память об Афгане. У тебя будет нормальное финансовое положение, не придется собирать годами средства для подобного отдыха. Ведь есть места гораздо интереснее и экзотичнее этих.
— У вас есть художественная мастерская и не хватает художника?
— Не прикидывайся, Антон. Наша специальность та, которую мы получили в Афгане, — умение убивать и выживать.
— Я так не думаю. Считай, что я забыл, чем там занимался.
— Что ты мне впариваешь, Антоша? Это у тебя в крови, в буквальном смысле. Вспомни, как медики накачивали нас разными снадобьями, от которых мы зверели не хуже, чем от мультяшного озверина.
— В чем-то ты прав… Порой я очень легко выхожу из себя, и тогда готов убить любого из-за пустяка, еле сдерживаюсь, даже кажется, что «крыша» едет… Бывает, случаются провалы в памяти, но, наверное, это все последствие контузий.
— У меня тоже такое случается, но я на ранение не грешу… Все это последствия Афгана. Помнишь, как ты нашел меня, тяжелораненого, но все равно ползущего за противником, жаждущего убивать? Неужели я был таким патриотом, что не жалел себя, жил только мыслью уничтожить врага — душмана? Конечно, нет — нам вкололи тогда «озверин»…
— «Берсерк» — так назывался препарат. Я случайно подслушал беседу комвзвода с особистом и узнал, как он называется. После него мы становились в самом деле «берсерками» — ничего не боялись, не чувствовали боли, усталости и крушили все на своем пути. Возможно, последствия тех инъекций теперь сказываются на нашей психике…
— Ха-ха! Красиво говоришь, а я скажу по-простому: мы не психи, но в нас что-то есть! Вот видишь — я прав: тебе самое место у нас! Работа очень денежная, но, правда, иногда приходится не обращать внимания на закон.
— Ты работаешь на бандитов?
— Чур тебя! На одну очень мощную коммерческую структуру.
— Знаю я эти коммерческие структуры! Я бизнесом уже занимался — больше не тянет… Профессия художника меня больше устраивает.
