Пролог. Киев. Подол. Зима. 1913 год
— Анисим! Старый хрыч! Открывай ворота! — послышался звучный голос господина Руткевича, управляющего доходным домом, и дворник в громадных, не по размеру, валенках, путаясь в длинном белом фартуке, неуклюже побежал выполнять приказание.
— Деньги собрал? — спросил управляющий, плотный круглолицый мужчина средних лет в беличьей шубе, серой пушистой шапке с болтающимся длинным хвостом лесного разбойника, прибывший на хозяйских санях.
— Так точно, вашбродие!
Управляющий поморщился. Чин коллежского регистратора, до которого только и дослужился на недавно оставленной чиновничьей службе, его смущал, он чувствовал себя незаслуженно обойденным, поэтому и перешел на более денежную, но «собачью» работу управляющего, и теперь у него в подчинении было три доходных дома.
— Сколько раз говорил: не ваше благородие, а Вениамин Петрович. Понял, голубчик?
— Понял, вашбродие Вениамин Петрович!
— Черт с тобой — лишь бы дело делал. Все сдали плату за предыдущий месяц, должников нет?
— Не все, барин. Петряковы должны. — На морщинистом лице дворника появилась скорбная мина. — Кормилец их, Сигизмунд Иванович, хворает — сухота у него. Неровен час — помрет.
— Ты что себе позволяешь? Чахоточников держишь, да еще даром? Шкуру спущу! — мгновенно разъярился Вениамин Петрович, лицо у него побагровело, казалось, его вот-вот хватит удар.
— Просят отсрочить оплату на недельку-вторую. Обещают найти деньги. — Дворник сжался, словно ожидая, что на него обрушится трость, которую грозно вертел в руках господин управляющий.
— Где они их возьмут, если сам хозяин болен? Кто с ним проживает? — неожиданно спокойным тоном спросил управляющий.
— Жена их, Анна Ивановна, и две дочки. Одной осьмнадцать, второй — четырнадцать. Старшая учится на женских курсах, младшая в гимназии, — осторожно произнес Анисим.
— Так откуда у них деньгам взяться, балбес ты этакий? Пусть что есть ценного продадут, за квартиру рассчитаются, и гони их в шею! Они и через месяц не заплатят, а должок их только увеличится. Ты кумекаешь, о чем говорю? — вновь, словно свечка, вспыхнул управляющий.
— Так точно, вашбродие Вениамин Петрович! Я и сам об этом думал, но боюсь. Да и вы поостереглись бы, барин, — понизил голос до заговорщического шепота Анисим.
— Ты о чем говоришь? — громыхнул голос управляющего.
— Бес попутал принять их в жильцы год тому назад. Платили исправно, все и ладилось. Я вот тоже так думал. Солидные люди, старшая дочка уже на выданье, а Сигизмунд Иванович служил в департаменте по финансам, в чине присяжного поверенного. Все ладно было, пока Сигизмунда Ивановича не уволили, тогда все и проявилось…
— Что проявилось? — вновь громыхнул управляющий, надуваясь, как шар или грозовая туча, готовая в любой момент разрядиться молниями и ливнем.
— Вся эта чертовщина! Опасно их трогать! Ей-богу, правду говорю! — Дворник затрясся, как осенний лист на ветру, и начал креститься.
— Ты толком расскажи, а то лишь трясешься, словно четверть выпил и охота добавить! — дал последнюю попытку дворнику управляющий, уже готовый разрядиться всеми стихийными бедствиями одновременно. Умел он своим видом и голосом нагнать страху на подчиненных.
— Младшая дочка у них — ведьма! Когда папашу уволили по болезни, она пошла и заявила их начальнику, что пора ему о своих похоронах подумать, а не чужие накликать. Малая такая пигалица, а заявила ему прямо в лицо, при подчиненных! Тот разорался, чуть ее в шею не выгнал, а пришел домой — так и слег… Три дня промучился и Богу душу отдал. А ведь здоровый был как бугай! Было даже подозрение, что отравили его, доктора в нем ковырялись, ковырялись, а ничего и не нашли. Так и похоронили.
— Ну и что? Здоровенный, толстый, перенервничал — апоплексический удар получил, вот и все. А вы тут раздули — малолетняя ведьма! — Вениамин Петрович грозно посмотрел на дворника.
Да и другие случаи были… Бывало, как посмотрит, так целый день все из рук валится, — упрямо стоял на своем Анисим, испуганно оглядываясь по сторонам.
— Братец, валится из рук, когда водочки переберешь! — грозно и поучительно воскликнул управляющий. — Не дай бог застану тебя за этим занятием — выгоню взашей! Все, сказки больше не рассказывай! Делай то, что я повелел!
— Господи, не дай мне сгинуть! — запричитал дворник Анисим. — Еще двое малолетних у меня, надо бы на ноги поставить.
— Да не хорони себя раньше времени! Развеселил ты меня своими разговорами… Заинтересовал… Пошли — покажешь мне эту юную ведьму. Она дома?
— Дома, дома! Чтоб ее черти взяли! Все они дома — да провалиться им в геенну огненную!
— Пошли. Показывай дорогу.
Сгорбленный, дрожа пуще обычного, дворник топтался на каждой ступеньке, поднимаясь по лестнице, словно этим хотел отдалить встречу с ведьмовской семьей. Петряковы проживали на последнем, четвертом этаже, занимали две комнаты. На стук дверь им открыла молодая девушка, очень красивая, в студенческом платье. Увидев Анисима с Вениамином Петровичем, она молча сделала книксен и проводила их в гостиную.
За большим круглым столом, на котором было приготовлено все для чаепития — самовар, баранки, варенье, — сидела худощавая женщина лет сорока, в недавнем прошлом, видно, красавица, а теперь измученная, с синяками под глазами от тяжелых дум, и девочка в гимназическом платье, от силы лет пятнадцати.
В облике девочки не было ничего зловещего, таинственного. У нее были темные волосы, заплетенные в толстую косу, блеклые серые глаза, мелкие, невыразительные черты лица — она явно уступала в привлекательности своей старшей сестре. Вениамину Петровичу даже показалось, что он приметил в ее глазах страх, вызванный их посещением, и он довольно улыбнулся.
«Выдумает же Анисим, что эта малявка ведьма. А старшая хороша. Ой как хороша! С ней не грех забиться на несколько часов в меблированные комнаты мадам Петуховой! Ради такого дела можно и с оплатой за квартиру повременить».
— Тут такое дело, — замялся дворник Анисим, — вот барин приехали, меня ругают…
— Я управляющий доходными домами господина Лисовского, Вениамин Петрович Руткевич. Честь имею!
— Очень приятно. Прошу к столу. Чем обязаны? — холодно спросила женщина, будто он явился с прошением к ней.
Это крайне не понравилось Вениамину Петровичу.
— Финансовые вопросы, мадам. Вы задолжали за квартиру — прошу вас рассчитаться, — жестко произнес он.
— У меня муж сейчас болен — когда он выздоровеет, мы погасим всю имеющуюся задолженность, — властно и четко произнесла женщина, словно рублем одарила.
— Да, конечно. Но для этого ему надо будет устроиться на службу. А это с тем диагнозом, который у него имеется, весьма непростое дело, — не скрывая недружелюбия в голосе, заметил управляющий.