жить с нами. А если не захочешь, так никто держать не будет.
— Мне нельзя! Меня в монастырь требуют. Угрожают.
— Мне на их угрозы… — усмехнулся я.
Я вышел из комнатки, улыбнулся настороженно смотрящим на меня стражницам и решительно заявил дежурному:
— Я забираю эту девушку. Сможете найти пункт закона, по которому оскорбленный дворянин сам накажет виновную?
Дежурный угрюмо кивнул и принялся писать. А на меня налетели стражницы. Мне даже показалось на мгновение, что сейчас револьверы достанут.
— Вы не имеете права! — кричала одна.
— Что вы хотите сделать с бедной монашкой? С вашей-то репутацией!
— По заднице точно не получит, — улыбнулся я.
— А что получит? Куда? — орет первая.
— Да я в газету сообщу! — шипит вторая.
Только явление офицера немного угомонило разошедшихся фурий, хотя я сделал себе пометку в голове, что таких решительных и справедливых дам может стоит переманить себе на службу.
Затем мне выдали монашку, с которой хотя бы наручники сняли, и я увел её в паромобиль. Привез в Мортиру, по пути наложив одно исцеление, и там мои девчонки в полном ужасе увели монашку отмывать, переодевать и откармливать. Ну и анекдоты слушать, как я догадывался.
А через полчаса ко мне явилась Ива и, подмигнув, сказала:
— Всё! Готова тебе очередная жена. Ей уже все рассказали, что все тут у нас в курсе про тебя, да и про неё. А она уже о месте в гареме, ну хоть не мечтает, но слушает с интересом.
— Даже так, — хмыкнул я. — Не ожидал. Главное, что меня спросить не забыли.
— А тебя зачем спрашивать? Ты её видел? А слышал? Она дура невероятная! И монахини её ловить будут.
— Дура-то почему? — удивился я. — Тело-то не она постами довела. Она здесь считанные дни.
— Неделю, — кивнула Ива. — Сбежала из монастыря шесть дней назад.
— Может я сам с будущей женой поговорить могу? — усмехнулся я.
— Поговори со мной! — подбоченилась Ива. — Вот почему ты на остальных девчонках женился, а меня всё маринуешь?
— Ну и на тебе женился, — фыркнул я.
— Когда?
— Только что! Так же, как и на остальных. Своим решением.
Ива замерла, только рот разинув. Но возразить ей было нечего. Другие жены тоже без любого храма обошлись. А я примирительно махнул рукой:
— Попрошу Вику составить письмо в канцелярию, и там внесут в бумаги.
Но когда в столовую вошли все мои жены, а с ними Ангелика, и Ива бросилась к ним и заверещала, что она теперь тоже моя жена и её надо вписать в бумаги, то Вика только головой покачала и проворчала:
— В канцелярии совсем офигеют. А хотя… Насыщение уже достигнуто, так что нормально. Переживут.
А хихикающая Лена процитировала фразу из явно только что услышанного ею анекдота:
— «Фу, поручик! Я же про человеческие чувства! — Бывало и с людьми-с», — а затем добавила. — В нашем мире эта фраза играет новыми гранями. Дриады, как ни крути, не люди.
Ива возмущенно посмотрела на юмористку, а та принялась ей шептать на ухо, после чего обе задумчиво посмотрели на меня, и дриада протянула:
— Ну колоколенки у нас нет, зато есть башня… Интересненько…
Затем все не сговариваясь посмотрели на красную как помидор новенькую.
А дальше вся наша банда расселась вокруг стола слушать обстоятельный рассказ:
— Меня и раньше звали Анжелика. Мне двадцать лет. Было… Я училась на журналистку. Но так… Не моё это.
— Не сказал бы, — усмехнулся я. — Ты в этом мире всего неделю, а твои анекдоты уже печатают.
— Ну это же не мои! — открестилась от авторства уже бывшая монашка. — Я просто переработала… Так-то я анекдотов много про поручика Ржевского знаю. Но сама была тихая, зашуганная, некрасивая и очень… с лишним весом. И дура. Однажды шла домой и услышала мяуканье из будки. За каким-то фигом сунулась туда. И только потом поняла, что это была трансформаторная будка. Незакрытая почему-то. Поняла это уже когда висела очень высоко над землей и над моим городом, если я правильно поняла.
— Черное небо, и звезды при солнце, — кивнул я.
— Да! Чудо какое-то, — покивала девушка.
— Если прогуливать уроки физики, то мир для тебя будет полон чудес, — кивнул я. — Ладно. И там были два кота. Точнее кот и кошка. Так?
— Да! Огромные! И они страшно ругались. Очень сильно, но на каком-то незнакомом языке. А потом кошка достала откуда-то прямо из воздуха огромный веник и как даст коту по башке! Он так страшно взвыл. Как бывает коты воют, но намного громче.
— При мне их общение протекало более мирно, — пробормотал я.
— Ты их что ли раздраконил? — нахмурилась Лена, но я проигнорировал глупый вопрос.
Глава 22
— А потом они оба переместились ближе и нависли надо мной, — продолжила рассказ новенькая, — и кошка уже по-русски закричала: «Ты сейчас возьмешь эту девчонку, и перенесешь в тот же мир! Ты говорил, что за него плотно взялись ил-маширы, но это дело долгое. На её век хватит. И дашь ей магию, и в тело поместишь знатной персоны! В молодое, красивое тело! И смотри у меня! Хоть одно условие нарушишь, и я тебе ввек не прощу, что ты перед Марко-Иж-Изой… тьфу ты! На этом языке не выговоришь. Перед Маркизкой своим хвостом облезлым крутил! Ты хорошо меня понял, Барсиний?» Тот покивал, а кошка вдруг меня спросила, но резко так: «Ещё пожелания будут?» А я сдуру и ляпнула: «Если можно, то в стройное тело». Ну кошка еще раз злобно зыркнула на кота и исчезла. А тот так на меня посмотрел, что я обделалась бы, если бы могла. Но всё-таки смогла промямлить: «Простите меня, уважаемый Барсиний». И тут он совсем вызверился. Буквально прошипел: «Я для тебя не Барсиний, а лорд Бор-Асин-Яй. И будет тебе и магия, и тело молодое… и знатное… и красивое… и стройное… Всё будет!»
— Попала ты, короче говоря, под раздачу, — покачала головой Лена. — Это нашим благородным не понять… Они дерутся, а страдают простые люди. Да, Вика?
— Ты чего? — удивилась бывшая принцесса. — Когда это я кого-то обижала, прикрываясь происхождением?
— Ой! — опомнилась наша шведка. — Прости! Просто я что-то близко к сердцу рассказ этой дурочки приняла.
А упомянутая дурочка странно на них посмотрела, но надо сказать, слишком печальное настроение у нее куда-то улетучилось.
— Я открыла глаза и поняла, что умираю, — вздохнула она. — Я лежала в келье, и совсем без сил. А потом нащупала память прежней хозяйки. И… Всё как этот Бор-Асин… Барсиний и сказал. Ей было семнадцать. И красивая она. Была…
— Ну ты и сейчас красивая.
