в сотни раз больше, а я собираюсь «сохранить лицо» именно как деловой партнер. Плевать, что обо мне сочиняют как о повесе и бабнике, но вот деловую репутацию лучше иметь хоть капельку посерьезнее. А сейчас на мошенничество была похожа именно последняя сделка с этим чертовым князем, вот её я и согласен расторгнуть.
И жизнь пошла очень насыщенная, но спокойная. Цех по производству часов начал работать, висячие сады в огромном цеху завода для дриадской рощи постепенно готовились, шахту начали копать, да и последний месяц осени начался. И никто пока на нас нападать не собирался. Возможно уже опасались, а может просто офигевали, обсуждая мою аферу. Позор Царства оказался еще тем засранцем. Все думали, что он только по девкам мастак, ну ещё и воевать, а оказалось, что и известного хитреца обдурил.
* * *
А как-то за завтраком Лена читала газету на любимой ей странице криминальной хроники и происшествий, когда вдруг воскликнула:
— О! Слушайте, что пишут. Перескажу своими словами… Вчера поймали беглую монашку, которая сочинила кучу анекдотов про известного графа Мухоморова-Мортира. Её хотели оформить на месяц исправительных работ, потому что не положено простолюдинам так оскорблять благородных, а она, дура, не догадалась имя графа замаскировать. Ну хоть первой буквой. Так вот… пришли представители епископата и потребовали, чтобы монашку выпороли и отправили обратно в монастырь.
— Хм… Возможно эта дура выбрала бы исправительные работы, — хмыкнула Инна. — И я думала, что к совершеннолетним преступникам телесные наказания не применяются. Ну кроме крепостных.
— Тут написано, — улыбнулась наша шпионка-сыщица, — что святоши процитировали закон тысяча шестьсот тридцать второго года о разграничении прав государства и любых религий. Так вот, по нему представители религиозного течения имеют право требовать наказания провинившихся своих… монахов пусть будет. Тут фиг продерешься в казенных фразах… Да еще и четырехвековой давности. В общем, получается, что монашку надо вернуть в монастырь, но за её прегрешения против благородного сначала выпороть.
— Некоторые законы надо вовремя отменять, — проворчала Вика. — Мы же не османы какие.
А Лена вдруг расхохоталась и пояснила всем остальным:
— И тут еще анекдот один напечатали от монашки. Написано, что самый безобидный. Остальные очень похабные. И знаете, я бы её за такой анекдот расцеловала. Дурные у нас законы!
— Читай уж! — чуть не хором закричали все.
И Лена не стала заставлять себя ждать, а принялась читать, подражая старомодному произношению:
— 'Однажды капитан Мухоморов-Мортира ехал на паромобиле по мосту и заметил, что в реке кто-то купается. Явно женщина! Пышная, с длинными волосами. Он остановил паромобиль и приказал денщику:
— Сбегай к ним и скажи, что я их приглашаю в город. Выпить шампанского… ну и всё остальное.
Денщик убежал, вернулся и доложил:
— Насчет города и шампанского оне согласны, а насчет «остального» никак-с. Оне далай-кардинал-с.'
Надо сказать, что пока девчонки хихикали, я чуть не подавился круассаном, краем глаза заметив, что и Ива пролила на себя кофе.
А через минуту глазастая Вика с подозрением спросила:
— Почему ты так среагировал, как будто что-то про этот хоть и смешной, но тупой анекдот знал, о муж наш?
А я серьезно кивнул и ответил:
— Видите ли. В этом мире не было фильма «Гусарская баллада», а значит и анекдотов про поручика Ржевского нет и быть не может. А вот я сейчас один услышал. Только крайне знаменитого в прежнем моем мире поручика заменили на популярного здесь капитана. Так что… Я прямо сейчас поеду в тюрьму, чтобы взглянуть на эту монашку. И парой фраз перекинуться.
— Я с тобой! — хором заявили Вика, Инна, Лена и Ива.
— Я один! — отрезал я.
В тюрьме для мелких правонарушителей я потребовал, чтобы мне организовали беседу с глазу на глаз с этой монашкой, которую звали сестра Ангелика. Мотивировал я это тем, что раз анекдоты сочиняли про меня, то я имею право побеседовать с автором. Не знаю, насколько помог этот довод, а насколько то, что у знати в этом мире куча прав, но мне согласились предоставить свидание.
А через полчаса я заметил как две крепкие женщины в форме стражи провели в сторону комнат для свиданий чуть не дрожащую от ужаса ужасно худую девушку в очень потертом балахоне монашки. Да еще и в наручниках.
Но не успел я тоже направиться в эту комнату, как обе надзирательницы вышли. Одна встала у дверей, а другая чуть не подбежала ко мне и буквально зашипела:
— Не смейте обижать эту девочку, граф! Ну и что, что она сочиняла дурацкие анекдоты.
— Я с ней просто поговорить хочу, а вот вы собираетесь её выпороть, — парировал я.
— Что? Это чёртовы святоши потребовали! — совсем вызверилась стражница. — И что значит «выпороть»? Да у кого на такую рука поднимется? Её же соломинкой перешибить можно. Так… Погладят немного, да и отправят в монастырь. Если бы она сказала, что не хочет туда, так и не отправляли бы. Но эта девчонка всего на свете боится!
— И почему вы её до такого состояния довели? — спросил я.
— Мы? — опешила женщина. — Да она у нас второй день. Мы наоборот ей пирожки таскаем. На неё же смотреть страшно!
— Болеет?
— Разве что мозгами. Сама себя постами довела.
— Не бойтесь, — проворчал я, пока вообще ни черта не понимая. — Не буду я её обижать.
Я зашел в убогую комнату с двумя стульями по разные стороны стола и решеткой на мутном окне. Сразу отметил, что вся мебель железная и прикручена к полу. А сама заключенная была всё также в наручниках, вдобавок еще и пристегнутая к специальному кольцу на столешнице.
— Меня зовут Андрей, — представился я, всматриваясь в лицо совсем молодой девушки.
И действительно жутко худой. Еще немного и останется просто один скелет. А еще в её лице было что-то не европейское. Да и имя необычное для этого времени и русских земель.
— Вы боярин Мухоморов-Мортира? — прошептала монашка. — Мне сказали. И… Я дико извиняюсь.
— Да не стоит! — улыбнулся я. — Я не обиделся. Да и вообще, может вы не представляете, как приятно сравняться славой с самим поручиком Ржевским.
И тут в глазах девушки мелькнул настоящий ужас. А я решил уж выяснить до конца и спросил:
— А тебе имя Мурзия ничего не говорит?
Монашка потрясла головой, а я продолжил:
— А Барсиний?
И тут несчастная взвизгнула и вскочила со стула, звякнув наручниками. А я быстро заговорил:
— Да не бойся ты! Я тоже здесь переселенец. Точнее, подселенец. И я тебя сейчас заберу. Вылечим, одежду подберем. Ты же недавно здесь? Ну значит расскажем что и как, да и пригласим
