очередь для них самих. Нет, Сол твёрдо решила для себя: впутывать друзей в эту историю она не станет.
Нет, а как, интересно, Альтаир себе представлял, что она исхитрится освоить за неделю такой массив информации, чтобы это не бросилось в глаза? Она же не сидит в бункере, а находится среди людей… Причем почти постоянно. А спать и отдыхать тоже иногда надо — так, для разнообразия.
— Эллионт прав, — поддержал друга Гейзер. — Ты в последнее время сама не своя. Неужели из-за той истории?
— Да, наверное, — Сол живо зацепилась за эту версию. — Доктора Легранта так и не нашли, и тот особист из гвардии ясно дал понять, что ему лучше не перечить… Скользкий тип. Надеюсь, он мне больше не попадётся.
Про себя же последнюю фразу она сформулировала несколько иначе. «Надеюсь, я ему больше не попадусь».
Сейчас, когда она фактически примкнула к Альтаиру, а значит — и к мафии, попадаться цепному псу правительства было не просто опасно — смертельно опасно.
За прошедшую неделю у неё почти не было возможности уединиться и спокойно обо всём поразмыслить. На эти дни, как назло, выпало несколько весьма напряжённых смен, а в промежутках между сменами нужно было изучать языки Йорфса, причём так, чтобы это не вызвало подозрений. Казалось, Сол нашла оптимальный выход: попросила у Тильды несколько «самых-самых» книг, получила дюжину душещипательных дамских романов с подробными комментариями по каждому из них, но читала, разумеется, не сентиментальные книженции, а материалы, составленные Альтаиром.
Вот только выглядело это настолько неестественно и настолько не вязалось с её образом жизни, характером и привычками, что друзья почти сразу её раскусили.
Аккуратнее надо быть, аккуратнее.
Впрочем, пару раз у неё возникало острое желание плюнуть на осторожность и выложить ребятам всю подноготную, предварительно, разумеется, взяв с них клятву хранить тайну, но всякий раз она одёргивала себя: не надо. В таком узком и тесном кругу, каким были прима-пилоты Гильдии, никакие тайны долго не хранились. И патетические разглагольствования о верности и доверии здесь не при чём. Она доверяет и Эллионту, и Джейсу. Но сейчас слишком многое на кону.
Судьба целой планеты.
— … ты меня вообще слышишь? Опять заснула, кнопка?
Голос Эллионта вернул её к реальности: серо-коричневой гранитной мостовой, ещё мокрой от только что прошедшего ливня, влажному знойному воздуху Феррума и догорающему закату.
— Мы завтра собираемся на Фриз, — повторил Гейзер. — Там как раз новую трассу открывают — правильную, чёрную. Я хочу новый сноуборд обкатать… Ты же с нами?
— Конечно, она с нами, — ответил за неё Эллионт. — У нас на ближайший месяц смены стоят вразнобой, выходные не совпадают — я сличал наши графики. Так что возможности отдохнуть втроём теперь долго не будет.
Сол помрачнела. Вот как сказать друзьям, что она не сможет полететь с ними, и при этом не обидеть их?! Тем более, что ей самой хочется провести с ними время.
В конце концов, они — единственные, кто у неё есть. Единственные, кто ей по-настоящему дорог.
— Сол, пожалуйста, присмотри за Рудисом.
— Ма-ам! — перспектива нянчить брата её не обрадовала.
— Ты меня слышала.
— Что, прямо сейчас? — крикнула Сол, впрочем, без особой надежды. — Я собиралась полетать немного.
— Сол, у Летти выходной, я и так ничего не успеваю! — Дверь приоткрылась, и она увидела усталое лицо матери. — И пол вымой. Отец сегодня возвращается.
— У меня экзамены через месяц, мне тренироваться надо! — Сол мысленно застонала. — А готовить и убираться — это работа для андроидов. На Либере…
— Мы — не на Либере! — жёстко осадила её мать. — У тебя вообще совесть есть? Ты же кроме своих покатушек ничем больше не занимаешься! От тебя толку ноль!
— Вот и чудно, улечу, и не буду никому мешать, — с обидой буркнула Сол. — И всём будет только лучше.
Хлопнула дверь — мать ушла наверх, в номера для постояльцев. Сол мрачно уставилась на своё отражение в дверном переплёте. Перепалка с матерью не улучшила и без того пасмурное, под стать погоде настроение.
— Чудесный денёк, — пробормотала она. Отражение поджало губы, нахмурилось и согласно покивало. Вопреки здравому смыслу, ожидаемая поддержка от собственного зеркального «я» возымело прямо противоположное действие, испортив настроение окончательно. Хотя куда уж хуже.
Годовалый Рудис громко агукнул, настойчиво требуя внимания, и цепко ухватил сестру за пучок волос. Ну уж нет! Сол схватила крошечную ручонку и не без труда высвободила волосы. Рудис капризно захныкал.
— Да чтоб тебя! — она сунула ему первую попавшуюся игрушку, но Рудис отверг презент, отбросив его в сторону.
— Э, а швырять-то зачем? — Сол подобрала погремушку и повторно вручила брату. Тот игрушку не взял, но неожиданно пронзительно взвизгнул и что есть мочи заколотил кулачками по деревянным балясинам манежа.
— Что не так, что ты хочешь? — терпеливо спросила Сол. — Пить? Кушать?
«Лучше всего, конечно, спать».
Рудис выдал что-то, отдалённо похожее на утверждение. Сол поискала глазами бутылочку с молочной смесью и, не обнаружив её, подхватила малыша на руки.
— Ладно пошли.
Бутылочка обнаружилась на кухне — правда, пустая. Пришлось греть воду и разводить сухую смесь под пронзительные крики братца, становившиеся всё более требовательными, настойчивыми и пронзительными. Только когда Рудис, наконец, завладел вожделенной бутылочкой и вцепился в соску, вопли смолкли, а Сол получила краткую передышку.
После того великого дня, в который Сол узнала о своей истинной сути, прошло уже три месяца. Казалось бы — спокойно жди осени, периодически вынимая из ящика стола заветный документ — новенький межзвёздный паспорт со свежим штампом открытой визы, но с каждым днём нечаянно обрушившаяся на неё радость таяла, будто мороженое на жаре, ослепительно яркие надежды поступить в лётную академию становились всё более призрачными, а визит господина Маунта всё чаще смахивал на нечто фантомное, нереальное, вроде старого полузабытого сна.
Родители восприняли новость о её приглашении в лётную академию на Ферруме довольно прохладно — и Сол не понимала, почему. Но с каждым днём она осознавала всё яснее: в глубине души мать не верит, что её дочь — прима и что она сможет выдержать вступительные экзамены. Поэтому и не хочет, чтобы она тренировалась, постоянно придумывая ей задания, загружая ненужными делами, заваливая ворохом мелких поручений, — только чтобы у неё оставалось как можно меньше времени на мувер. Или, быть может, мать надеялась, что эта странное увлечение пройдёт с возрастом, как некая блажь, как досадное, вредное и небезопасное наваждение.
Вздохнув, Сол оглянулась на брата. Вот в ком родители души не чаяли. Ещё бы, десять долгих лет надежд, уже почти готовых разбиться, — и наконец
