Какое-то время депутаты переваривали речь государя, запивая вкуснейшее печенье лучшим в России чаем, от «поставщика двора его императорского величества». Время от времени то в одном, то в другом углу полыхали магниевые вспышки, фотокорреспонденты готовили завтрашний отчет о встрече императора с народом. Из речи Николая выборным было понятно далеко не все. И если рабочие могли считать свои требования почти полностью удовлетворенными, то вот крестьяне… Их и было-то в этой депутации совсем немного, все же Санкт-Петербург — столица империи, и крестьяне тут были в меньшинстве, в отличие от остальной России. Хотя копни фабричного рабочего — он наверняка окажется вчерашним крестьянином, но круг интересов уже несколько другой. Только несколько человек в старомодных армяках сидели тесной группкой и, кажется, до сих пор не могли поверить, что «распивают чаи» с самим императором.
— Ваше величество, — раздался робкий голос из крестьянской части депутации, — а как быть с землей? Как наделы ни дроби, а все равно не прокормиться. Если хоть какой неурожай, а это почитай кажный третий год, то голодно. Мы-то ладно, сами-то мы вытерпим, но детки с голоду мрут…
Последняя фраза была сказана тихим голосом человека, который явно пережил подобную трагедию в прошлом. И именно эта обреченная покорность судьбе и добила Николая. Дальше встреча пошла уже совершенно не по задуманному сценарию.
— Господи, вразуми нас, неразумных! — Из руки Николая выпала изящная чашка тончайшего китайского фарфора и со звоном разбилась об пол. — Как можно жить в самой обширной стране мира и жаловаться, что нету земли прокормить семейство? Как в прошлый голодный год в одной губернии могло быть потрачено на водку больше, чем потребно было на хлеб для всех голодающих той же губернии и семена для следующего сева?[37]Почему, если нет пахотной земли, не поехать всей семьей туда, где дадут земли столько, сколько эта семья сможет пахать? Неужели проще остаться с миром, с общиной и смотреть, как пухнут с голоду твои дети, чем уехать с семьей в Маньчжурию или Казахстан? Даже если я отберу у всех крупных землевладельцев в Центральной России всю их землю и поделю между всеми крестьянами, то им выйдет прибавка по одной десятине. Стоит ли устраивать кровавую войну внутри России ради столь незначительных наделов?
— А почему война? — не понял задавший вопрос крестьянин, оторопевший от столь бурной реакции властителя.
— Голубчик, если я тебе прикажу отдать всю твою землю твоему соседу, у которого больше детей, чем у тебя, тебе это понравится? — немного успокоился Николай.
— Шиш ему, а не мой надел, — мгновенно искренне ответил землепашец и густо покраснел.
— А почему, интересно, русские помещики себя по-другому должны вести? — уже улыбаясь, спросил император. — Свободная пахотная земля в России есть. Сейчас по моему приказу Петр Аркадьевич Столыпин дорабатывает проект выделения земли всем желающим. Любая семья, желающая получить надел на востоке, сможет подать на это заявку уже весной. Если вкратце, я повелел отменить все оставшиеся выкупные платежи и разрешить желающим выходить из общины с сохранением надела. Тем же, кто в общине пожелает остаться, будет оказываться помощь специально образованными аграрными комитетами. Они помогут как советом агронома и новыми сортами зерна, так и семенами и хлебом в голодные годы. Но за все это крестьянство должно будет отплатить увеличением производства хлеба. Иначе России все эти проекты просто не потянуть. Со временем из общины, я думаю, должны вырасти добровольные объединения, скажем, коллективные хозяйства…
Услышав, что царь Николай предлагает организовать колхозы, Вадик поперхнулся чаем. Вроде он этот термин не упоминал, или все же как-то выскочило, но потом забылось? Николай тем временем закончил краткое описание Столыпинской реформы. Она должна была начаться на год раньше, и ее планировалось провести без чрезмерного давления на не желающих выходить из общины крестьян. В долгих спорах со Столыпиным Вадик убедил его для начала попробовать действовать больше пряником, чем кнутом. Первая волна переселенцев должна была состоять из тех, у кого с рождения было «шило в заднице». Эта особая порода людей, которую Гумилев назвал «пассионариями», вечна и есть у всех народов. Это люди, не способные спокойно сидеть на месте. Они осваивали Сибирь для России и Дикий Запад для Америки. Завоевывали Новый Свет для Испании и потом отбирали его у нее для Англии… Если не было свободных земель под боком, они устраивали революции или уезжали за море. Каждый год из России при Николае уезжали десятки и сотни тысяч людей как насовсем, так и на работу. В США уезжали навсегда в основном евреи и поляки, в Канаду — украинцы и белорусы, в Аргентину — русские крестьяне. В Германию на сельхозработы ехали все подряд. Если бы удалось перенаправить на новые земли энергию хоть части крестьян, уезжающих за лучшей долей за океан… Если поляки и евреи уезжали в основном по причине несогласия с национальной политикой, проводимой Россией, то остальным просто надо было кормить своих детей. Что на родине получалось, увы, не всегда… Типичная история одной из семей таких «хлебных» эмигрантов.
В 1912 году в Канаду на заработки приехал отец семейства Дмитрий Дукельский. Его жена и трое детей пока оставались в деревне под Гомелем. Из-за начавшейся мировой войны, последующей за ней революции и Гражданской войны семья была разъединенной до 1920 года, когда умерла его жена. Трое детей, старшему из которых было тринадцать лет, одни добрались до Петрограда, откуда на пароходе уплыли в Англию. В Саутгемптоне у них украли все вещи и документы, и дальше в Канаду их отправил уже Международный Красный Крест. Как именно им удалось при том уровне развития коммуникаций найти в Канаде своего отца, мне до сих пор непонятно. Но их потомки сейчас живут в Торонто.
