гипсу.
— Как ни будь. Мне к обеду надо быть в столице, на аэродроме.
— Ну ты что Паша раньше не сказал? Я бы отца попросила, он бы тебя до аэродрома довез, а то он позавчера машину разобрал, что-то ремонтирует. Я его сегодня спрошу, может он успеет ремонт закончить.
— Не надо твоего папу. У нас с ним не те отношения, чтобы я с ним куда то ехал. Завезет куда ни будь в тайгу и там оставит.
— Да ты что, ты ему нравишься. Он просто меня очень любит и вообще, сложный. Ладно, я побегу твой вопрос решать, завтра приду — Глаша наклонившись, чмокнула меня в нос, наградив очаровательным видом из-под расстегнутой на три верхние пуговицы, рубашкой, и хихикая вышла из палаты, куда тут— же шагнул дед Миша, видно деликатно топтавшийся в коридоре.
— Все-таки ты отсюда без бабы решил не уезжать? Ну а че, все правильно. У нас девки все хорошие, не избалованные, и, что характерно, поголовно красивые.
— Дед, вот скажи, почему все невесты прекрасные и скромные, а стоит на ней жениться, да в квартиру прописать, как все меняется?
Старику мой вопрос не понравился, наверное, я был прав:
— Да ладно, сказал тоже… Был бы ты москвич, тогда да, есть из-за чего хвостиком мести. А тут раздухарился, а сам то, в таком-же Задрищенске живешь, деревня-деревней, только чуть побольше, чем у нас. Бывал я в вашем Городе, все как у нас, зимой минус сорок, а летом плюс тридцать, только сейчас три станции метро прокопали. Зато в магазинах шаром покати. Я вот девке этой скажу, как придет, скажу, чтобы с тобой дело не имела. Хлипковат ты для такой крали, она получше найдет.
— Скажи, скажи — я махнул рукой, нащупал стоящие у изголовья костыли, и стал осторожно вставать — надо было тренироваться, через два дня мне предстояла дорога в тысячу километров.
С Глашей мы договорились, что меня в восемь утра знакомый ее отца добросит от больницы до зоны, а оттуда, вместе с Демоном, добросит до трассы. Выписку мне отдали с вечера, оставалось проспать последнюю ночь и не проспать утренний подъем. А потом меня попытались ограбить.
Ночью я не мог уснуть. Сложный путь домой, где каждая случайность могла оставить меня в этом краю надолго, а, может быть, и навсегда, мешала уснуть. Мысли о самых неблагоприятных вариантах развития событий дружной толпой бродили по голове, периодически больно пиная мозг, да еще дед Миша храпел сегодня особенно громко и противно.
Часа в три ночи, по моим ощущениям, я забылся, чтобы тут-же открыть глаза. Мою кровать кто-то толкнул, но это был не я. Сон мгновенно умчался в даль под напором хлынувшего в кровь адреналина, я замер, стараясь не дышать. Кровать опять колыхнулась, подо мной звякнул метал о металл, внизу кто-то сдавленно сопел. Я, стараясь не двигать телом, медленно потянулся за костылем, стоящим в изголовье. Очень осторожно нащупал дерево одного из них, каждую секунду, боясь услышать грохот падающего на пол второго костыля, чрезвычайно медленно стал подтягивать к себе свое орудие.
Я перестал таиться, когда мое ухо уловило новый звук. Похоже, кто-то решил обойти мою защиту из замка и наручников, тупо прорезав дно рюкзака, чего я допустить никак не мог. Больше не скрываясь я приподнялся на локтях и, как смог сильно, ткнул костылем под кровать. Палка ткнулась во что-то мягкое, кто-то болезненно охнул, ударил по металлическим ножкам кровати, а затем, быстро, на четвереньках, побежал к выходу из палаты. В полутемном свете дежурного освещения, в проеме двери мелькнула чья-то жопа, быстро передвигающая ногами, затем все стихло.
Я, опираясь на один костыль, доскакал до выключателя и щелкнул тумблером. Палату залил яркий, после темноты свет, осветивший недовольно вопящего, накрывшегося одеялом с головой, деда Мишу, и пустую кровать Дениса. Через несколько минут, когда я, не обращая внимание ор соседа, под кроватью расцеплял свои защитные сооружения, в палату влетела дежурная медсестра.
— Что случилось? Почему не спим?
— Меня обворовать хотели — я выбросил из-под кровати отцепленный рюкзак и тупой хозяйственный нож с кривой надписью белой масляной краской по темной рукояти «Холод цех».
Дед тут же заткнулся и кряхтя, полез из кровати, чтобы подойти ближе вместе с погрустневшей медсестрой.
На поверхности брезентовой ткани рюкзака остался след поверхностного пореза.
— Милицию вызывать? — обреченно спросила сестра.
— Не надо никого вызывать, ничего не украли. Давайте спать — я поставил костыли на место и лег обратно, прижав рюкзак к животу и накрыв нас простынкой.
— А где ваш зассанец?
— Ложились — был, а сейчас не знаем. Наверное, убежал.
— Понятно. Завтра доктору все расскажу, пусть выписывает за нарушение режима, может еще успеют призвать. — сестричка выключила свет и прикрыла дверь: — Спите, больные.
— Ты видел кто? — через пару минут в тишине раздался тихий шепот дела.
— Нет, только черные трико, когда он на четвереньках убегал.
— Дениска, засранец. Он вчера в черных спортивных штанах был.
— Давай спать дед, о чем сейчас рассуждать.
Прижав к себе рюкзак, намотав лямки на кулаки, я, полный решимости не спать, уснул практически мгновенно, чтобы открыть глаза от гимна Советского Союза, раздавшегося от повещенной в коридоре радиоточки. Шесть часов — пора вставать.
Так как я еще числился больным, меня накормили манной кашей с большим пятном растопленного сливочного масла, растекшегося по краю тарелки и сильно сладким какао. В восемь утра я, распрощавшись с соседом и медработниками, которые приглашали заезжать еще, спустился к выходу, где меня подхватила под руку щебечущая Глаша и, больше мешая идти, потащила к серому «Москвичу», антикварной, четыреста седьмой модели. Молодой парень коротко представился Семеном, бросил рюкзак в багажник и помог мне вползти на заднее сидение. Что интересно, Денис попрощаться не пришел.
Пистолет мне выдали без проблем, после чего, повесив его на пояс, я, опираясь на костыли, двинулся к вольерам. Демон, увидев что-то невообразимое, двигающееся на четырех конечностях, разразился злобным лаем, кидаясь грудью на железные прутья, затем, по мере моего продвижения вперед, замолчал, чтобы через секунду залиться тонким, щенячьим визгом. Больше всего, открывая ходившую ходуном решетку, я боялся, что мой четвероногий друг, от счастья, собьет меня с ног, и отправит обратно, к, накаркавшим новую встречу, докторам. Отбиваясь костылем, удалось сдержать первый натиск
