на работу справку отправлю, что я беременна и попозже…
— Ты беременна?!
— Нет пока, я же про справку говорю. Так вот, потом мы…
— Наташа, мы с тобой три раза переспали, и ты уже ко мне собралась? В качестве кого?
— Паша, а ты знаешь каково здесь жить? Тут зимой минус сорок и ветры такие, что уши через минуту в трубочку сворачиваются, и выйти некуда. Сидим в этой долбаной квартире, слушаем, как ветер воет в щели оконной рамы. За окном чернота, и кроме тоски ничего нет, понимаешь? Я здесь жить не могу. Забери меня отсюда, а? Пожалуйста! Я все для тебя сделаю! А буду самой лучшей, обещаю!
Я отключился. Передо мной шевелились пухлые губы, щедро покрытые темно-бордовой помадой, которая Наташе совсем не шла. Зубы, хорошие, белые, ровные, периодически мелькали в глубине рта. Свежая кожа, хорошая грудь, честного третьего номера, рвалась из тесноватого бюстгальтера. Симпатичная девушка, чистоплотная, готовит хорошо, приятная внешне со всех сторон, и все… На этом ее достоинства для меня заканчивались. С Наташей было скучновато, скучновато и не интересно. Не заводила она меня в плане межличностного общения.
— Наташа! Остановись, послушай меня! Я живу с папой и мамой, в многодетной семье. Вывозить мне тебя некуда, понимаешь? Да и нет у меня планов в ближайшие годы обзаводиться семьей.
— Ах так! — кривоногий стул, от толчка упругих бедер барышни, опрокинулся и упал на дощатый пол с жалким дребезжанием тонких ножек. Опустошенная эмалированная миска с вилкой были вырваны из моих рук и со злостью запиханы в сумку, где тут же исчезла и кастрюлька, еще хранящая запах восхитительных котлет. Круглая попка, туго обтянутая короткой джинсовой юбкой, крутанулась перед моим лицом, и разъяренная фурия, скворчащая от ярости, четко отбивая темп острыми каблучками, вышла из палаты, не забыв громко долбануть дверью.
— Че, не хочешь жениться? — ехидно спросил дед, улыбаясь улыбкой в два оставшихся зуба, хотя еще две минуты назад он громко храпел, отвернувшись к стенке.
— Нет, деда Миша, пока нет.
— А зря, девка то справная, все на месте, да и вообще — огонек! Я вот помню…
Что пришло на память дедушке я выяснить не успел, так как в коридоре, из –за закрытой двери, донесся голос, произносивший мою фамилию.
Пенсионер замер с открытым ртом, так и не начав очередную нетленную историю, когда дверь с силой толкнули, и на пороге появилась Глаша. Девушка выглядела как истинная леди, утонченная и элегантная, почти идеал моих подростковых мечтаний, которые я жадно высматривал в журнале «Англия», неведомыми путями, попавшим в мои руки. Вежливо поздоровавшись с зависшим на перезагрузку дедушкой, Глаша подошла к моей кровати, недоуменно взглянула на опрокинутый стул, элегантно подняла его и, внимательно осмотрев потертое сидение, со вздохом сожаления уселась на него.
— Привет, милый.
— Привет, не ожидал тебя увидеть.
— Я тоже не ожидала. Вчера узнала, что ваши уехали, а тебя здесь оставили. Можно посмотреть?
Я, стараясь не показывать девушке не самое свежее белье, высунул из-под простыни только часть закованной в гипс ноги. В это время многострадальная дверь палаты с силой распахнулась, ударив по стене и вызвав падение с потолка частичек побелки. На пороге, безжалостная, как древняя богиня мести Немезида, стояла Наташа. От увиденного, ее глаза расширились, ноздри носа, казалось, сейчас полыхнут огнем.
Увидев склонившуюся на раненным героем красивую юную прелестницу, Наташа, как мне казалось, сейчас вспыхнет натуральным пламенем.
— Подонок! — Наташа, не глядя, вытащила из своей кошелки эмалированную миску, из которой, еще пятнадцать минут назад, с глазами ласковой кошечки, заботливо кормила меня, потом далеко, по бабьи, занесла метательный снаряд с острыми краями, за голову и, с силой, метнула его в подлого изменщика.
К моему счастью, миска, с самого начала, задела по касательной густые волосы Наташи, и как пуля со смещенным центром тяжести, сменила траекторию, полетев в сторону испуганно охнувшего деда, врезалась в стену и упала на пол, бессильно подпрыгивая и дребезжа.
— Уебок! — крикнула Наташа на прощание и в последний раз хлопнула дверью, после чего ее каблуки в коридоре застучали пулеметной очередью.
— Я, пожалуй, пойду… — Глаша, естественно испугалась, но пыталась не подавать виду.
— Не советую, вдруг она не ушла.
— Ничего, меня внизу папа ждет. А это кто был?
— Случайная знакомая.
— А… Ну я, все-таки, пойду.
— Не смею задерживать.
— Ну и нахрена мне дед, такое сокровище? — через несколько секунд после ухода моей второй случайной знакомой я повернулся к хихикающему соседу.
— Ты про первое или второе?
— Про первое. Вторая маленькая еще.
— Ну а че? Я же говорю огонек. Знаешь у меня по молодости была одна такая…
— Дед, это тебе сейчас кажется, что у вас с ней все было замечательно. Но ты же с ней не жил?
— Ну почему не жил? Два, три … — старик что-то начал считать на пальцах: — Четыре месяца прожили. Поругаемся, подеремся, а потом знаешь, как мирились…м-м-м!
Дед Миша мечтательно зажмурился.
— А потом она тебя ткнула ножом, и вы разбежались?
— Нет. Я в командировку сбежал на три месяца, потому что она сказала, что мне яйца отрежет. А потом приехал, а ее уже нет, уехала куда-то.
Старик на глазах посмурнел, нервным движением достал пачку папирос и спички и молча ушел курить, видно вспоминая свою навсегда ушедшую юность.
Глава 22
Глава двадцать два. Гоу ту хоум.
Глаша пришла через три дня. Лучезарно улыбнулась деду, который столкнулся с ней в дверях, направляясь в туалет подымить, села на стул, все также стоявший у моей койки и лучезарно улыбнулась.
— Привет.
— Привет. Честно говоря, не ожидал.
— Я решила тебя простить.
— За что?
— За все. Ты мне еще должен.
— Когда и что я тебе успел задолжать?
— Ты обещал мне помочь, когда я поступлю в институт в Городе. Помнишь? Или ты так, насвистел?
— Это помню. — надеюсь, что за год многое может измениться, и эта, не по годам развитая девица обо мне забудет.
— Ну и хорошо. Тебе что ни будь нужно?
— Нет. Я через три дня уезжаю.
— Как? — рука девушки бесцеремонно скользнула под простынь и пальчиком постучала по
