Блуму растопить лед. Задать первый вопрос. — Доктор Морс повернулся ко мне: — Руб, вы ведь зададите вопрос? — И добавил, обращаясь к Нетаньяху: — Если вы хотите, чтобы вам задали определенный вопрос, скажите сейчас.
— Я ценю такую возможность. — Нетаньяху натянул сырые носки, от которых валил пар, пошевелил большим пальцем в дыре.
Доктор Морс тактично взглянул на часы.
— Нам пора выходить, — сообщил он и отошел помочь жене надеть меховую накидку.
— Так что? — спросил я. — Есть вопросы?
Нетаньяху надевал ботинок.
— Спросите меня, возьмут ли меня в Корбин — вот в чем вопрос, — спросите, и я отвечу.
— Да вы никак пророк?
— Вам виднее.
Я засунул Эдит в пальто, надеясь отправить ее домой спать или развлекать Джуди и мальчиков, но Циля, пошатываясь, обняла ее за талию и увела прочь, опираясь на Эдит, как на костыль.
Мы вышли в закат и направились обратно к кампусу, спотыкающаяся стая, бредущая к свету и против ветра, который перемешивал снег цвета кости, так что в конце концов было не разобрать, что еще падало с неба, а что уже упало и теперь метет по улицам, вихрится призраком вокруг нас.
12
Заняв кафедру после вступительного слова доктора Морса и дожидаясь, пока тот разместит свои телеса в середине первого ряда, Нетаньяху не без сожаления напомнил всем нам — преподавателям Корбина, семинаристам, членам клуба «Ротари» и масонского общества шрайнеров, а также их женам; студентам (возможно, моим) и ошеломленным студентам, приехавшим из Кореи по обмену (точно не моим), ерзавшим на скрипучих креслах в слишком жарко натопленной аудитории, — что лекция публичная, следовательно, ее содержание будет скорее общеинформационным, даже общедоступным.
— Сегодня я расскажу о моем предмете таким образом, чтобы каждый из слушателей — я на это надеюсь — сумел понять и проникнуться. — Казалось бы, многообещающая фраза, однако в его устах она прозвучала, скорее, как презрительное самооправдание.
Он объяснил, что занимается — помимо прочего — евреями средневековой Иберии, и признал, что неевреям в современной Америке эта тема едва ли покажется актуальной. Однако его цель сегодня вечером — развеять это заблуждение, и по возможности в увлекательной манере. Тут он улыбнулся, явно с натугой. Заигрывания с публикой давались ему с трудом.
В рамках лекции, продолжал Нетаньяху, он разделит историю еврейской Иберии на два периода, отмеченных гонениями: причиной первых стал полумесяц, вторых — крест. Первые пришлись на 1140-е годы, когда фундаменталистская мусульманская берберская династия Альмохадов победила другую династию, Альморавидов, получила власть над аль-Андалус, то есть мавританской Иберией, и попыталась насильственно обратить евреев в мусульманство; евреи противились этому, бежали в другие части Европы и в Магриб. Вторые случились несколькими веками позже, когда евреев, вернувшихся в Иберию в ходе Реконкисты, изгнали из католических монархий — из Испании в 1492-м, почти в то же время, когда Колумб отбыл в первую экспедицию, а из Португалии — в 1496-м, в год, когда Колумб возвратился из второй.
По крайней мере, такова традиционная история тех событий, а она, признал Нетаньяху, может быть не вполне точной по меркам тех, кто от них пострадал. Поскольку, в отличие от тех евреев, кого в Средние века не раз отправляли в изгнание, — в отличие от тех евреев, кого пять раз изгоняли из Франции (в 1182 году — Филипп II, в 1250-м — Людовик IX, в 1306-м — Филипп IV, в 1322-м — Карл IV, в 1394-м — Карл VI); в отличие от евреев, изгнанных из Баварии в 1276-м, из Неаполя в 1288-м, из Англии в 1290-м, из Венгрии в 1360-м и из Австрии в 1421-м, — те евреи, кого в конце XV столетия выслали из Иберии, пожалуй, и не евреи вовсе, или вряд ли считали себя евреями, или считали себя исключительно христианами.
Потому что их — или их предков — обратили в христианство. Потомки еврейских семей, восставших в XII веке против насильственного обращения в мусульманство и вернувшихся в Иберию веком позже, в процессе Реконкисты, начали креститься по доброй воле — десятками, если не сотнями тысяч, а в следующие два столетия еще больше евреев приняли христианство. В мировой истории это было первое и единственное массовое обращение евреев в христианство, но самое главное — не вынужденное, а добровольное. Причин тому было множество — начиная от желания воспользоваться социальными и материальными преимуществами, которые христианская власть сулила новообращенным, и заканчивая апокалиптическими настроениями, внушенными евреям вековыми мусульманско-христианскими войнами: эти-то настроения, возможно, и дали о себе знать в тот момент, когда ситуация переменилась и удача улыбнулась христианам (в 1212 году, после битвы при Лас-Навас-де-Толоса, вследствие которой мусульмане лишились всех владений в Андалусии, кроме Гранады). Подобные массовые обращения столько же обусловлены силой новообретенной идентичности, сколько слабостью идентичности, на смену которой она явилась, сказал Нетаньяху, а иудаизм в Европе эпохи Крестовых походов уже значительно ослабел вследствие антисемитских законов, кровавых погромов и гнета налогов. По этим причинам и по множеству прочих, пояснил Нетаньяху, иберийские евреи и потянулись к церкви, крестились — особенно в конце XV века — в огромных количествах, обусловленных мессианским рвением: некоторые считали свое обращение необходимым не только для восстановления христианства в Иберии, но и для спасения евреев, а то и всего мира. Не вызывает сомнений тот факт, что эти обращенные, независимо от своих мотивов и обстоятельств, искренне перешли в новую веру, убежденные, что это неизменно и навсегда и что потомки их тоже будут христианами. Эти евреи жили христианами, платили десятину церкви, крестили детей — те росли христианами и не знали иной идентичности. Они ходили на исповедь и к причастию, верили в Спасителя Иисуса Христа, Сына Божия.
Это, сказал Нетаньяху, исторический факт. Это неоспоримо. Но тут напрашивается еврейский вопрос, который столетиями оставался не то что неотвеченным, а даже незаданным: если такое множество евреев добровольно приняло христианство, зачем понадобилась инквизиция? Или, иными словами, зачем потребовалось создавать орган для насаждения христианской веры, если христианская вера и сама прекрасно с этим справлялась?
Вот на какой вопрос Нетаньяху стремился ответить, а для этого, по его словам, необходимо было пробиться сквозь всевозможные бредни и недомолвки, не в последнюю очередь и самой инквизиции: тексты, утверждавшие, будто конверсос (как их называли) стали христианами из соображений корысти и по-прежнему тайно исповедуют иудаизм; тексты, утверждавшие, будто крещение конверсос не имеет законной силы, поскольку их подкупили или вынудили угрозами… в общем, полная ерунда. Зачем инквизиции нападать на тех самых людей, которым она, по идее, должна помогать? На тех самых людей, которых
