А он знал и понял, что знал об этом с тех пор, как увидел ее. Был тот первый, на уровне инстинкта, момент притяжения. Но тогда он этого не понял. Тогда он ее не знал. Она даже ему не понравилась.
Но сейчас… все по-другому. Сейчас ему нужна была не просто ее красота, или мягкий изгиб ее груди, или вкус ее кожи. Он хотел ее всю. Ему нравилось в ней все — ее любовь к чтению газет, а не романов, ее чуждый условностям поступок, заставивший ее открыть окно и читать ему этот глупый роман, несмотря на пространство, отделявшее их дома.
Его желание распространялось и на ее острый ум, и на выражение триумфа, когда ей удавался особенно удачный ответ, и на смущение, когда он брал над ней верх.
Он желал видеть огонь в ее глазах, ощущать вкус ее губ и… да, да… он хотел, чтобы она была в его объятиях.
Ему придется на ней жениться. Вот как все просто.
— Гарри, — прошептала она, и его взгляд упал на ее губы.
— Я собираюсь поцеловать вас, — тихо произнес он, не думая, даже не считая, что, наверное, должен спросить у нее разрешения.
Он наклонился вперед, и в последнюю секунду перед тем, как его губы коснулись ее рта, он почувствовал себя полностью очищенным — морально и физически.
Начиналась новая страница его жизни.
Он поцеловал ее, но этот поцелуй был только легким прикосновением к ее губам. Но его пронзило, словно электрическим током. Он отшатнулся, но лишь настолько, чтобы увидеть выражение ее лица. Ее василькового цвета глаза смотрели на него с некоторым удивлением.
Она прошептала его имя.
Он понял, что погиб. Он притянул ее к себе и поцеловал с жадностью. В следующую секунду он уже вынимал шпильки из ее волос и не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы снова увидеть ее с распущенными волосами.
Все его тело напряглось от безумного желания, но в какой-то момент — момент благоразумия? — он понял, что если немедленно ее не отпустит, то сорвет с нее одежду и все произойдет прямо в гостиной ее родителей.
При том, что дверь открыта.
Боже милостивый.
Он схватил ее за плечи и нашел в себе силы оторваться от нее.
Какое-то мгновение они просто смотрели друг на друга. С распущенными и немного растрепанными волосами она выглядела обольстительно. Коснувшись пальцами своих губ, она удивленно прошептала:
— Вы меня поцеловали.
Он кивнул.
На его губах промелькнула тень улыбки.
— Мне кажется, я поцеловала вас в ответ.
Он опять кивнул:
— Да.
Она, видимо, хотела сказать что-то еще, но ее взгляд упал на открытую дверь, а рука поднялась к волосам.
— Вам, наверное, хочется их заколоть, — сказал он.
Она кивнула.
Потом она молча собрала в хвост волосы на затылке и встала.
— Вы будете здесь, когда я вернусь?
— А вы хотите, чтобы я остался?
— Да.
— Я останусь.
Он ответил бы то же самое, даже если бы она сказала «нет».
Она поспешила к двери. Но перед тем как уйти, она все же обернулась.
— Я… — начала она, но потом просто махнула рукой.
— Что вы хотите сказать?
Она беспомощно повела плечами:
— Не знаю.
Он засмеялся. Она тоже засмеялась. И, прислушиваясь к звуку ее удаляющихся шагов, он подумал, что это самый лучший момент в его жизни.
Спустя несколько минут Гарри все еще сидел на диване, когда в гостиную вошел дворецкий.
— Князь Алексей Гомаровский с визитом к леди Оливии, — провозгласил Хантли. Потом он остановился и оглядел комнату. — Леди Оливия?
Гарри хотел было сказать, что леди Оливия сейчас вернется, но князь уже входил в комнату.
— Она примет меня, — сказал он дворецкому.
«А целовать она будет меня», — подумал Гарри. Ему хотелось расхохотаться. Он победил. Какое же это было замечательное чувство. А князь проиграл. И хотя джентльмену не полагалось хвастаться поцелуями, Гарри был убежден, что к тому времени, как князь Алексей покинет дом Оливии, он уже будет знать, кто завоевал ее расположение.
Гарри встал, чувствуя себя даже немного виноватым за то, что уже предвкушает этот момент.
— Вы, — сказал князь Алексей. Это прозвучало чуть ли не как обвинение.
— Я, — улыбнулся Гарри.
— Что вы здесь делаете?
— Я с визитом к леди Оливии, разумеется. А что здесь делаете вы?
Князь предпочел усмехнуться и крикнул:
— Владимир!
Громила (так Гарри называл про себя телохранителя), громко топая, вошел в гостиную и бросил на Гарри угрюмый взгляд, прежде чем ответить хозяину, который спросил его по-русски, что он разузнал про Гарри.
— Пока ничего, — был ответ.
Гарри был этому несказанно рад. Не многие знали, что он говорит по-русски, хотя он этого, в общем, и не скрывал. Не потребовалось бы большого расследования, чтобы узнать, что его бабушка происходила из старинного русского дворянского рода.
Впрочем, из этого вовсе не следовало, что Гарри знает русский язык, но князь был бы идиотом, если бы не задумался над этим. И хотя князь был грубияном, распутником и скорее всего не обладал качествами, которые могли бы его оправдать, идиотом он все же не был независимо от того, как его называл Гарри.
— Вы провели приятное утро, ваша светлость? — осведомился Гарри самым любезным тоном.
Князь Алексей одарил его высокомерным взглядом, явно полагая, что это должно стать его ответом.
— Мое утро было великолепным, — сообщил Гарри и снова сел на диван.
— Где леди Оливия?
— Кажется, она пошла наверх. У нее там что-то случилось с… — Гарри дотронулся до волос, предоставив князю самому интерпретировать его жест.
— Я ее подожду, — заявил князь своим обычным резким тоном.
— Прошу вас, — сказал Гарри, указывая на кресло напротив себя. За это ему пришлось выдержать еще один высокомерный взгляд, по-видимому, заслуженный, поскольку он не имел права разыгрывать здесь хозяина.
Но это было так забавно.
Подняв фалды фрака, князь сел. Его губы были крепко сжаты. Он смотрел прямо перед собой с явным намерением полностью игнорировать Гарри.
Это вполне устраивало Гарри, так как и у него не было большого желания разговаривать с князем. К этому примешалось и чувство превосходства, поскольку это его выбрала Оливия, чтобы поцеловать, а не князя, хотя он и не принадлежал к высшей аристократии, чем так гордился князь.
А если к этому добавить, что задание, полученное Гарри от военного министерства, означает, что он должен сделать все возможное, чтобы стать для князя постоянным источником раздражения, то…
