— И кто же я? — ошарашенно прошептала Гаро дрожащими губами. В груди клокотало и ревело сердце, разрывающееся между нежеланием знать и притяжением тайны своего происхождения. Да вот только тайна та была ей омерзительна и противна, будто родила ее смердящая псиной сучка в выгребной яме.
— Пийран! — объявил Тайка. — Ты пийран. Но я не подскажу тебе, что значит быть пийран. Он подскажет!
Из окна, шелестя листвой, высунулась тонкая жилистая рука с сжатым кулаком и стала медленно тянуться к ныряльщице. Гаро протянула руку навстречу. Пальцы приятно покалывало. А когда прозрачный, острый осколок перекочевал на ладонь девушки, буря внутри вдруг успокоилась, дыры затянулись, тепло и всеобъемлющая нега обняли ее за плечи и убедили в том, что она оказалась в нужном месте и в нужное время — там, где должна быть.
Пока Гаро разглядывала загадочный предмет, ощупывая его, и, прищурившись, поднимала на свет, голос пророчицы продолжал неторопливо повествовать.
— В самом конце последней Глупости ко мне пожаловал охотник. Пришел с молчаливым другом. Он искал пийр. Не знаю, откуда он прознал о том, но человек этот был уверен, что найдет у меня то, что ему нужно. Он мучал меня, истязал… Я рассказала о сестрах. Но об осколке умолчала. Охотник посчитал, что Нон забрала с собой целый камень и даже не помышлял о том, что она могла разделить его, оставив часть для тебя. Он ослепил меня…
Наверняка убил бы, но боялся, ведь жизнь пророчицы охраняют тысячи проклятий. Так или иначе я ослепла бы или оглохла — одна из плат за те знания, которыми делится со мной Немерва. Но никто не смеет отнимать у меня больше положенного! Он заплатит за содеянное и заплатит сполна!
Гаро с удовлетворением убрала руку с осколком пийра в карман, но оставлять его там не торопилась. Единственное, что заставляло трепетать ее сердце, покоилось теперь в кармане. Ни изуверский охотник, ни заокеанские странницы, ни призрачный ореол предназначения не беспокоили ныряльщицу. Неопределенность еще никогда не была столь благоговейно заманчива. «Что мне с этим делать?», «Как быть?» — подобные вопросы не возникали в ее голове. Но, возможно, читались на лице, потому что именно об этом и начала говорить после паузы пророчица.
— Ты должна отправиться на поиски второго дитя. Ребенка Нон.
«Должна? — усмехнулась про себя Гаро. — Вот уж нет. Я в состоянии сама определить, что мне делать дальше. Но уйти из гоэм, как это ни печально, все же придется».
А вслух сказала:
— Спасибо. Я немедленно отправлюсь в путь.
— Постой! — крикнула тетушка Тимара, и Гаро впервые отчетливо разобрала ее речь. — Я чувствую на тебе ту же печать, что и на твоей матери: пока не сбудется предначертанное, тебе суждено умереть, как только родишь ребенка.
— Еще раз спасибо, — поблагодарила Гаро как можно вежливее, а в уме лишь фыркнула: «Делов-то! Всего навсего только и нужно не залететь от какого-то болвана. До сих пор как-то обходилась. Делов-то».
Когда они шли через двор, Моол Тан несколько раз оборачивался, находясь в некой прострации. Гаро было невдомек, каково ему сейчас.
Весь путь обратно он дергался при каждом шорохе и тяжело вздыхал. Что-то волновало его, теребило нервишки. А потом прорвало:
— Ты и правда уйдешь? Гаро! Куда ты пойдешь? А может и я?.. А у тебя средства на путешествие есть? У меня чуть-чуть отложено серебра… Да и парочку хлазолита можно раздобыть, если постараться. На первое время хватит…
— Моля, успокойся, дружок! — Гаро чуть не рассмеялась, искреннее позабавившись его наивной спеси и ребячеству.
Она остановилась и пристально поглядела в глаза ученика кузнеца, стараясь разглядеть в нем то, что подсказало бы: а сможет ли он все бросить и отправиться в путь, в неизвестность. Но ничего подобного не отыскала. Моол Тан не был таким, как Гаро: готовым гореть, когда вокруг уже потухло, или же наоборот — обижаться и в печали лицезреть всеобщее веселье, бежать, покуда не иструтся ноги в кровь, или упрямиться, не признавая свою глупость. Но та искра, с которой он смотрел на нее, ей нравилась. Гаро захотелось поделиться с ним сокровенным:
— Моля, дружок, у меня хватит средств. — Она довольно улыбалась, заметив смятение паренька. — Беги за мной и ни о чем не спрашивай, пока не увидишь.
Гаро звонко засмеялась и побежала, сжимая в руке осколок пийра. С ним она чувствовала себя способной на большее, чем ей было уготовано судьбой, способной противоречить самой судьбе.
— Что увижу?! — вопрошал бегущий следом Моол Тан.
— Увидишь!
Небо неслось над головами молодых разорванными в клочья облаками. Земля и камни не успевали проникнуться тяжестью шагов.
С небрежной легкостью они перепрыгивали теснины в узкой части, хотя еще вчера подобная затея им показалась бы поступком умалишенного. Края осыпались и, замешкайся они на миг, непременно сорвались бы на клыкастые скалы, в бурлящий поток ручья.
А потом был затяжной, извилистый спуск к берегу Ди-Дора, который окрыленные мечтой преодолели, подпрыгивая и вопя от захлестнувшей волны трепета и восторга, от обуявшего страха, но не того, что склоняет к отступлению и взывает к самосохранению, а обратного, — того, что взрывает чувства, ослепляет разум. Они мчались навстречу неизвестному, не замечая, что тем самым отдаляются от мира, к которому привыкли, в котором их оберегали, беззаботного юношеского мира.
Гаро визжала. Моля ей вторил, зараженный неведомой болезнью.
Она вспомнила: в детстве они с «дружком» резво гонялись по гречишному полю, крепко сжимая веревку от воздушного змея. Ликовали и радовались, как безумцы. Это было так давно. Теперь они сами — воздушные змеи, освобожденные от поводьев.
В нос ударил соленый запах океана, с брызгами, искрящимися на солнце, с невидимыми, но осязаемыми величием и надменностью. Ди-Дор рокотал, нападая на скалы, и, тяжело вздыхая, отводил вспененные бичи для нового замаха. Он знал о своей мощи и упивался господством.
Верующие твердили: то Аманзи, повелительница воды и самая сильная кайкоху Шенкарока, хозяйничает, пока бога терзают в небесной тюрьме, а Ди-Дор — ее любимый сын, которым она всласть хлещет берега Тэи. Гаро не верила в сказки о богах, но то, что Ди-Дор живой, она принимала безоговорочно.
Выскочив на песчаный берег, она вытянула спрятанную в кустах тябу, длинную доску с закругленными краями, расписанную синими полосками. На подобных плавательных средствах, за которыми ныряльщицы с нежностью ухаживали, они отправлялись добывать хлазу. Моол Тан достал свою, покороче, окрашенную в белый, с каймой из красных треугольников по краю. Гаро не раз брала друга кататься, заплывая так далеко, что кромка берега исчезала на горизонте.
Без лишних слов Моол Тан последовал за Гаро, которая, устроившись на тябе, стала активно грести в сторону одинокой скалы вдали от берега, но, когда они проплыли и ее, он не выдержал:
— Куда мы?
— К Острокаменным островам, — ответила Гаро. — Устал?
