Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
— Идём куда? — ухожу я от прямого ответа, хотя отлично понимаю, о чём идёт речь.
— К Ларри с Эмми. На двадцатипятилетний юбилей. Куда ж ещё?
— Боюсь, вдвоём не получится. Придётся тебе, Прю, идти одной. Или с Фиби? Её только пальцем помани.
Фиби, наша соседка, наверное, не самая лучшая компания, но всё же лучше, чем пустое место.
— Нат, ты заболел?
— Да вроде нет. Я переведён в резерв, — говорю по возможности твёрдым голосом.
— За что?
— Решение Конторы.
— А поехать со мной, находясь в резерве, нельзя?
— Нельзя. Я должен физически находиться в этих стенах.
— Но почему? Что происходит?
— Ничего.
— Ты не можешь сидеть дома из-за ничего. Тебе грозит какая-то опасность?
— Дело в другом. Ларри и Эми знают, что я шпик. Давай я ему позвоню, — галантно предлагаю я. — Ларри не станет задавать лишних вопросов.
Читай подтекст: в отличие от тебя.
— А как насчёт вечернего концерта? У нас два билета на Саймона Расселла Била, если ты помнишь. В ложу.
— Тоже не могу.
— Потому что ты в резерве.
— В шесть мне должны позвонить. О том, что будет после, можно только гадать.
— То есть мы должны весь день ждать этого звонка.
— Выходит, что так. Во всяком случае, я.
— А до того?
— Я не могу выходить из дому. Приказ Брина. Я под домашним арестом.
— По приказу Брина?
— Лично. Из Вашингтона.
— Тогда я, пожалуй, позвоню Эми, — говорит Прю после небольшого раздумья. — Может, они воспользуются нашими билетами. Я позвоню из кухни.
А дальше Прю делает то, что она делает всегда в тот самый момент, когда мне кажется, что её терпение лопнуло: уходит, обдумывает ситуацию и принимается за её исправление. Возвращается она уже в старых джинсах и довольно нелепой лыжной куртке, которую мы купили во время каникул в горах. Она улыбается.
— Ты поспал? — спрашивает она и, заставив меня подвинуться, садится рядом на кровать.
— Не очень.
Она трогает мой лоб, проверяя температуру.
— Я правда не болен, Прю, — повторяю.
— Нет. Но я подумала, уж не выставили ли тебя за дверь, — звучит не столько как вопрос, сколько как знак озабоченности.
— Похоже на то, — подтверждаю я. — Скорее всего.
— Несправедливо?
— Да нет. Я бы не сказал.
— Ты накосячил или они?
— Все понемногу. Я связался не с теми людьми.
— Я их знаю?
— Нет.
— Они за тобой не охотятся?
— Нет, тут совсем другое, — заверяю я её и понимаю, что не так хорошо владею собой, как мне казалось.
— А где твой рабочий мобильник? Ты всегда его кладёшь рядом с собой на тумбочку.
— Наверное, остался в костюме, — уворачиваюсь.
— Его там нет. Я проверила. Конфисковали в Конторе?
— Да.
— Когда?
— Вчера. Точнее, сегодня утром. Совещание длилось всю ночь.
— Ты на них зол?
— Не знаю. Пытаюсь разобраться.
— Тогда лежи и разбирайся. Позвонят тебе, надо полагать, на домашний телефон.
— Ну да, а как иначе.
— Отправлю мейл Стеф, чтобы она не выходила на связь по скайпу в это время. Тебе надо будет как следует сосредоточиться. — Уже дойдя до двери, она передумывает, возвращается и снова садится на кровать. — Можно мне высказаться, Нат? Без давления. Просто установочка.
— Ну разумеется.
Она берёт меня за руку. На этот раз не для того, чтобы проверить пульс.
— Если Контора вставляет тебе палки в колёса, — произносит она жёстко, — а ты, несмотря ни на что, желаешь там остаться, можешь рассчитывать на мою поддержку, пока смерть не разлучит нас. И пошли они все на три буквы. Я понятно выражаюсь?
— Вполне. Спасибо.
— А если ты в порыве чувств решишь послать их в одно место, и чёрт с ней, с пенсией, — ничего, не пропадём.
— Буду держать это в голове.
— И можешь передать мои слова Брину, если от этого будет какая-то польза, — добавляет она твёрдо. — Или я ему сама скажу.
— Лучше не надо.
Тут мы оба разражаемся смехом, испытывая внезапное облегчение.
Взаимные выражения любви редко способны произвести впечатление на человека со стороны. То, что мы тогда сказали друг другу — особенно слова Прю, — до сих пор звучит в моей памяти как боевой призыв. Она словно распахнула невидимую дверь, разделявшую нас. И мне хочется думать, что именно благодаря открывшемуся проёму у меня в голове впервые начали как-то складываться смутные теории и незрелые догадки в отношении загадочного поведения моего друга Эда. Это было похоже на взлетающие и быстро гаснущие петарды.
* * *
«Моя немецкая душа», — любил повторять Эд с виноватой ухмылкой после очередного слишком громкого или слишком дидактичного заявления.
Всегда эта немецкая душа.
Чтобы остановить велосипедиста Эда, Тадзио опять же обратился к нему на немецком.
Почему? Неужели иначе Эд посчитал бы его уличным пьяницей?
И почему у меня в голове всё время звучит немецкий, немецкий, а не русский, русский?
И скажите мне, пожалуйста, поскольку я лишён музыкального слуха, почему всякий раз, когда я вспоминаю беседу Эда с Гаммой, у меня такое ощущение, будто я слышу не ту музыку?
Хотя у меня нет ответов на эти невнятные вопросы, только усугубляющие недоумение, к шести вечера благодаря усилиям Прю я был настроен куда более воинственно и чувствовал себя куда более готовым отразить любой удар Конторы, чем в пять утра.
* * *
Шесть на часах соседней церкви, шесть на моих ручных, шесть на настенных часах в холле, доставшихся Прю от дедушки. Очередной пропечённый солнцем вечер, лондонская засуха. Я сижу наверху в своём логове, на мне шорты и сандалии. Прю в саду поливает свои несчастные усохшие розы. Раздаётся звонок, но не телефонный, а от входной двери.
Я вскакиваю и бегу вниз, но Прю меня опередила. Мы сталкиваемся на лестнице.
— Мне кажется, тебе лучше переодеться во что-нибудь более приличное, — говорит она. — За тобой приехал водитель, такой здоровяк.
Я выглядываю в окно. Чёрный «форд-мондео» с двумя антеннами. Прислонившись к нему, тихо покуривает Артур, личный шофёр Брина Джордана.
* * *
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
