Моя решимость крепнет, становится твердой, как стальной клинок.
– Садись рядом, – говорю я, похлопав по земле рядом с собой.
Его лицо расплывается в улыбке, и к моему горлу подступает тошнота. Я гляжу на Эйми, на ее приветливое лицо. Я ничего не рассказала ей о Деклане – не хочу подвергать опасности и ее жизнь, – и теперь я рада. Изобразив такие же приветливость и теплоту, какие я вижу на лице моей подруги, я предлагаю Деклану яблоко и несколько ломтиков сыра из нашей корзинки для пикника.
– Спасибо, – кивает он. – Ну, так чем вы, девушки, занимались нынче утром? – Едва он начинает задавать этот вопрос, как я откусываю кусок хлеба. Мне хочется, чтобы первой заговорила не я, а Эйми – я знаю, каков будет ее ответ, и мне не терпится понаблюдать за его реакцией на ее слова.
Эйми вздыхает.
– Мэтр Оскар и я работаем над подготовкой костей Ракель. То, что с ней произошло, – это так ужасно.
В глазах Деклана вспыхивает интерес, и я стискиваю зубы.
– Да, это трагедия, – произносит он. – Несколько дней назад я ходил в Лес Мертвых, чтобы почтить память умерших, и увидел, что ее семейное дерево опять незанято. Наверное, очень тяжело день за днем иметь дело с ее костями после того, что с ней произошло. Уверен, что, завершив работу, ты почувствуешь немалое облегчение.
Деклан ловко утопил в сладкой вате сочувствия сразу несколько замечаний, и хотя ни одно из них не прозвучало как вопрос, они были сформулированы так, что ответы напрашиваются сами собой. Похоже, Эйми сейчас начнет выкладывать ему то, что его и интересует.
– Да, это и впрямь тяжело, – подтверждает она. – Я все время думаю о том, каково было Ракель в последние минуты ее жизни, какой ее терзал страх. И всякий раз, когда я касаюсь ее костей, у меня на глаза наворачиваются слезы. Но через неделю или две мы завершим работу, отдадим кости ее семье, и тогда мне больше не придется так переживать.
Мои пальцы судорожно сжимают траву. Надо как можно быстрее сменить тему разговора, прежде чем Эйми выложит все, что только можно.
– А как дела у тебя, Деклан? – спрашиваю я. – Чем занимаешься ты?
Он проводит пальцем по моей руке от плеча до запястья, и по моей коже бегут мурашки.
– Да так, сплошная скука. Самая интересная часть моего сегодняшнего дня – это встреча с вами.
Сколько раз он уже делал это? Ловко уклонялся от моих вопросов с помощью медовых речей. Отвлекал мое внимание чем-то еще, чтобы не говорить о том, как он сам проводит время. Внезапно я ощущаю гордость от того, что на моем левом запястье нет красной метки, – какое счастье, что мое сердце оказалось мудрее, чем разум.
Эйми встает с земли и стряхивает с брюк хлебные крошки.
– Мне пора, – говорит она. – Я отсутствую уже слишком долго, и мэтр Оскар, наверное, уже гадает, куда я подевалась.
Я тоже встаю и обнимаю ее. Мысль о том, что сейчас она оставит меня наедине с Декланом, внушает мне ужас. А вдруг она чувствует, как колотится мое сердце? Но, видимо, она этого не чувствует, потому что уходит, не оглянувшись.
Я снова сажусь на траву рядом с Декланом.
– Итак, мы говорили о том, как идет торговля.
– Нет, – возражает он, намотав на палец прядь моих волос. – Думаю, мы разговаривали о том, как ты красива.
Я хмурюсь.
– Почему ты все время это делаешь?
– Делаю что?
– Меняешь тему. Ты не желаешь ничего рассказывать мне о своей жизни.
Он меняется в лице. Я выбила его из колеи, и теперь достаточно только немного его подтолкнуть. Я провожу пальцем по едва различимой розовой полоске вокруг его запястья. Думаю, мне удастся притворяться достаточно долго, чтобы вытянуть у него нужные мне сведения.
– Знаешь, мне будет нелегко влюбиться в тебя, если ты не рассказываешь мне о себе ничего вообще.
На его лице мелькает тревога – всего на мгновение, – но я успеваю понять, что на кону что-то стоит и ему не хочется это потерять. По какой-то причине он не желает, чтобы я отдалилась от него.
И я твердо намерена выяснить, что это за причина.
– Прости, – пожимает плечами он. – Все объясняется просто – моя работа настолько скучна, что мне куда интереснее разговаривать о чем-то другом. – Он улыбается, но я продолжаю смотреть на него с каменным лицом. Я вспоминаю, как он рассказывал мне о том, что идет в ученики к торговцу, и как скрыл, что его доведывание так и не дало ясного результата. Он знал, что моя матушка никогда не нарушит конфиденциальность, и использовал ее молчание против меня. Ничего, я тоже могу воспользоваться этим оружием.
– Работа домашнего учителя не особо интересное занятие, – тихо замечаю я, – но я все равно не отказываюсь рассказывать тебе о том, чем занимаюсь.
Он ерошит пальцами волосы.
– Да, верно. Так что ты хочешь узнать?
– Все, – отвечаю я. – Куда ты ходишь каждый день? Чем занимаешься?
– Я тебе уже все рассказал, – говорит он. – Я разыскиваю редкие артефакты для тех, кто готов тратить большие деньги.
– Артефакты какого рода?
Он сглатывает.
– Самые разные. Например, на прошлой неделе один человек попросил нас раздобыть ему костяную доску для игр.
– Для игр?
Он бросает на меня удивленный взгляд:
– Да. А что в этом дурного?
– Разве тебя не беспокоит то, что кто-то расточает кости на такие пустяки? Вместо того чтобы употребить их с настоящей пользой?
Он невесело смеется.
– Никогда не думал, что ты такая идеалистка. Саския, эта костяная доска для игр уже существовала. Я ее не мастерил, а просто помог ее раздобыть.
Мне хочется возразить, хочется сказать, что, разыскивая и продавая такие предметы, он обеспечивает дальнейшее существование рынка для подобных безделок и побуждает Косторезов продолжать изготавливать их. Но я напоминаю себе, что я здесь не затем, чтобы изменить его, а затем, чтобы вызнать его секреты.
– Думаю, ты прав, – говорю я, придав своему тону максимальную беззаботность. – Возможно, я и впрямь слишком идеалистична. Просто мне хочется, чтобы со всеми обходились справедливо.
Он сжимает мои пальцы, и я с трудом удерживаюсь от искушения и вырвать руку.
– Я многое люблю в тебе, Саския, в том числе твое доброе сердце.
Я едва не начинаю смеяться. Ведь сейчас мое сердце полно такого мрака, словно оно было опущено в чан с чернилами и извлечено из него, сочась чернотой.
Деклан что-то чертит большим пальцем на тыльной стороне моей руки.
– О чем ты сейчас думаешь? – спрашивает он.
Я опускаю взгляд на наши сплетенные пальцы. И вижу на его штанине красное пятно, похожее на кровь.
