— Конечно.
— Будьте осторожны, леди Дельфина. — Взяв мою руку в свою, он коснулся ее губами и отпустил. Даже не побрезговал, ведь я до сих пор не отмылась от садовой грязи.
— Хорошего дня, Мори.
— И вам.
Оставшись наедине с пугающими записями, я не стала оттягивать неизбежное и открыла записную книжку на первой странице. Первую страницу украшал герб рода Людьи. Рода моего отца файера.
Это еще ничего не значит. Кто угодно мог влепить сюда этот герб, да и зачем родителям подставляться? Открыто объявлять о том, что записи принадлежат им? Единственное, что заставит меня поверить в их причастность к экспериментам — факты, которые известны только мне.
Поэтому, перевернув страницу, я приступила к чтению, попутно двигаясь по направлению к общежитию. Чтиво обещало быть долгим. Записей настолько много, что на их изучение можно убить весь день.
Лежа в холодном поту, я металась на кровати между сном и явью. Сердце неровно стучало в груди, то замирая, то безостановочно сокращаясь. Стойкое ощущение того, что эта ночь станет для меня последней, с ужасом настигло меня. Тяжело дыша, хваталась за покрывало, сжимала его ослабевшими пальцами.
Вскрик.
Это я или кто-то другой? Его эхо отдавалось в ушах. Казалось, целая вечность прошла, прежде чем рядом с кроватью возникли три темных силуэта.
— Эй, ты в порядке? Э-э-эй!
Меня трясли за плечи. Во сне или наяву — тогда я не понимала. Тело отказывалось слушаться и отталкивать от себя неизвестного.
— Ух, — некто дотронулся до моего лба. — Она горячая, как печка!
— Я позову слуг.
— Быстрее давай. А то ведь откинется.
После того, как дверь в комнату захлопнулась, открыла рот, но издала что-то невнятное. Хотела о помощи попросить, но осипшее от крика горло не давало мне и слова произнести.
— Ты чё, помирать собралась? А ну не помирай. Слышишь?
Закивала, едва сдерживая слезы. Не хотелось разреветься перед малознакомыми мальчишками. Будут потом смеяться до конца жизни. И так переполошила всех своими кошмарами.
— А не помрешь — с нами играть будешь. Поняла, да? Ты поняла? Мы тебя в команду нашу возьмем. Даже если ты белая. И девчонка. Это большая честь! Да, Миши?
— Большая. Во-о-от такенная, — подтвердил маленький террер.
Я улыбнулась. Раньше и не подумала бы расслабляться в их обществе, но сейчас просто закрыла глаза и отпустила все свои страхи. Руки ребят поглаживали меня по голове. Наверное, в тот момент я всё еще казалась им диковиной зверюшкой, нежели стихийником без магических сил. Но мне было достаточно и этого.
Глава 4. Истинные намерения дядюшки Монгера
За чтением записей провела весь день и вечер. Их было немного и в большинстве своем непонятные, но я перечитала книжку раза три вдоль и поперек в надежде, что найду новые зацепки касательно моих родителей и детства. Хотя их и так нашлось предостаточно.
Надо мной проводили опыты. Я была той самой подопытной белой мышью для тех, кого всегда вспоминала с теплом.
Воспоминания постепенно возвращались ко мне. Я узнавала свое детство в строках записной книжки. Отдельные моменты всплывали в голове настолько ярко, что могла зависнуть на несколько минут, тупо глядя в стену перед собой. Соседки не мешали мне, но ближе ко сну я вышла вместе с записями на свежий воздух, чтобы немного прийти в себя.
Будучи не единственной жертвой четы Людьи, подвергалась с их стороны меньшим издевательствам и физически, и психически. Однако, что самое странное, мой организм единственный вполне успешно усваивал стихийную кровь. Способностей я так и не получила. Стихиями управлять не могла. Но в моих венах текла кровь файеров, акверов и терреров. Это ли имел ввиду Сезон, когда говорил, что мне подвластны все стихии? И не потому ли ребята так сильно привязались ко мне? Не благодаря моим личным качествам, а потому, что структура моей крови искусственна?
Настолько крепкой обиды я не испытывала еще никогда. Нет, не на мальчишек. На родителей, которых даже вспоминаю с трудом. Я же… я же ваша родная дочь! Тогда за что? Чего вы хотели этим добиться? Ради справедливости, мира во всем мире?
Мать была аквером, отец — файером. Союз противоположностей и без того сеял смуту в сердцах других стихийников-аристократов. Кто же знал, что в особняке Людьи творятся настолько ужасные вещи?
— А вы помните?.. Когда-то нейтралов тоже похищали. К нам еще Дельфину привели в тот же год, вроде бы. — Слова Миши всплыли в моей голове.
Семья Горьску забрала меня к себе, когда об экспериментах родителей узнали. Дядька Монгер особенно настаивал на том, чтобы взять меня в воспитанницы. Из-за моего наследства? Сейчас я начинаю в этом сомневаться…
Мне нужно немедленно поговорить с ним. И о причинах принятия меня в семью, и о родителях.
Пообещав себе завтра же навестить особняк Горьску, я временно попыталась не думать о записях. Это было сложно.
Бессонная ночь, верчение с боку на бок и стойкое ощущение, что кровь моя то кипит, бурля и пузырясь, то застывает в жилах, образуя ледяную корку, то затвердевает и рассыпается в крошку.
Этой ночью ни одна стихийница не нагрянула в нашу комнату, дабы учинить очередную подлянку. Слова Миши восприняли слишком серьезно.
Кстати о Миши и остальных ребятах. Следующим утром они ожидали меня на перекрестке. Теплый ветерок трепал их цветные волосы. Лица сосредоточены. Расстались мы не при лучших обстоятельствах и оттого мне было немного стыдно. Не виноваты же они в том, что я разрываюсь на части и определиться не могу, как к ним относиться? К каждому из них. А правду скажу, которая в глубине души запрятана — и мы уже никогда не станем прежними. Не сумеем отмотать всё назад, если столкнемся с непреодолимыми трудностями. Обязательно столкнемся.
— Привет, — остановилась перед ними, переводя взгляд с одного на другого, но ни на ком подолгу не задерживая.
— Куда ты? — вместо приветствия спросил Ойя.
Да, на мне не было академической формы. Подол белого летнего платья по колено с рукавами-фонариками трепал ветер. Одна из любимых вещиц моего гардероба. Можно считать парадной.
— Мне нужно домой.
— К нам?
— Другого дома у меня нет.
Ойя знает, как счастлива я была, съехав в общежитие при академии. Как сильно я ненавидела каждую вазу, каждую штору в особняке Горьску. Причина, по которой я поехала бы туда добровольно, должна быть весомой.
— А вы помирились? — не дожидаясь ответа, осведомилась я. — Еще вчера чуть не поубивали друг друга.
— Есть вещи, с которыми необходимо смириться, — изрек Рин. — Если иначе нельзя.
