— Это как?
— Раньше такого не было. Расскажи мне что-нибудь. Я должна отвлечься от мысли о падении.
– Наклонись ближе.
Еська упирается локтями в руль, что установлен посередине чаши кабинки, и я машинально делаю то же самое.
У нее распахнуты глаза. Она смотрит на меня. Заключаю ее ледяные пальцы в кулак и целую красные губы, не позволяя разобраться в ситуации. Ладонью второй руки обхватываю женскую талию, стараясь вселить в Еську ощущение безопасности и того, что она не полетит вниз, если перестанет держаться.
Колесо совершает оборот. Оцениваю расстояние до земли и, чуть отстранившись, удерживаю Есению за плечи.
— Если сейчас не сойдем, попадем на второй круг, — понижаю голос, вдыхая сладкий аромат ее духов. На холодном воздухе он не кажется таким приторным.
— Да…
Когда кабинка проходит ровно над посадочной площадкой, придерживаю Есению за талию, помогая выбраться из чаши. После выпрыгиваю сам и благодарю мужика, что запустил для нас колесо, парой купюр.
— У меня пальцы дрожат, смотри, — Еся вытягивает руку.
— И губы.
Такая она смешная. Снова целую, потому что сейчас это кажется правильным и необходимым. Почти как воздух. Ловлю себя на мысли, что все больше помешиваюсь. Постоянно о ней думаю, постоянно…
— Пошли в машину, — тяну ее за собой.
Раздевать ее посреди парка перспектива так себе.
А вот в салоне тачки — совсем другое дело. Блокирую дверные замки, перетягивая Еську на свои колени.
— Андрей…
— Молчи.
Прикладываю пальцы к ее губам. Прижимаю к себе сильнее.
С какой-то маниакальной скоростью расстегиваю пуговицы на шерстяном пальто. Веду ладонями по плечам так, чтобы плотный материал скатился до локтей. Свобода и заключение одновременно. Ей неудобно шевелить руками, зато мне…
Целую длинную шею. Зарываюсь пальцами в непослушную копну волос.
Трогаю Еську и потихоньку скатываюсь в точку невозврата. Она часто дышит. Я тоже.
Меня разрывает изнутри от желания сделать ее своей во всех смыслах. Слова про девственность легкой дымкой витали в воздухе все это время.
Не скажу, что раньше меня вообще хоть как-то заботил этот факт, но сейчас все по-другому. Вот это дикое понимание, что она будет моя. Что я буду первым… бодрит похлеще любых допингов.
Стоит только задрать на ней платье, разорвать колготки, расстегнуть собственный ремень — и все.
— Андрей, я…
— Я помню, — вжимаюсь затылком в подголовник, стараясь поумерить пыл и охладить разыгравшееся воображение.
Еська закусывает нижнюю губу, ерзает на моих коленях слишком не вовремя. Внутренне я раздражаюсь, внешне же остаюсь спокоен.
— Прости, — она морщится и возвращается на пассажирское.
Боковым зрением наблюдаю за тем, как Еська поправляет платье, пальто. Разъединяет немного спутавшиеся на ветру волосы.
– Кофе хочешь? — огибаю пальцами руль, стараясь держать спину ровнее.
— Давай. Тут недалеко можно взять навынос.
— Отлично.
— Андрей, я…
Она хочет что-то сказать, но замолкает. Внимательно вглядывается в окно и резко переводит тему:
— Это твой отец?
Слежу за тем, куда она смотрит. Батя и правда отирается возле своей тачки. Телохранитель при этом ошивается неподалеку. И что папенька тут забыл? Посреди парка, в самый разгар рабочего дня?
— Он самый.
— Бывают же совпадения.
Еська поправляет воротник пальто, а к папаше подбегает рыжеволосая девица. На вид ей лет тридцать. Сколько в реале, не поймешь. Макияж и куча гиалуронки. Я уже видел ее пару раз.
— Еще какие, — киваю, пока отец расплывается в восторженной улыбке.
— Видимо, деловая встреча.
— Самая деловая, — теряю интерес к папаше, возвращая внимание к Есе. — Это его любовница.
— В смысле?
— В прямом.
— И ты вот так вот просто…
— Бить ему морду я пробовал. Не помогло.
Пару лет назад я действительно съездил отцу по физиономии. Только от этого мало что изменилось. Да и мать, как оказалось, была в курсе. Подумаешь, любовница. Из семьи он уходить не собирается. Примерно так мне она тогда ответила.
Светские отношения, мать вашу.
— Извини, я …
— Не бери в голову. Так что там с кофе навынос?
49Есения
Поднимаюсь на свой этаж, не забывая при этом привстать на цыпочки и заглянуть в подъездную форточку. Стекло не мыли лет сто, и все, что происходит на улице, видно как в тумане. Но это не мешает мне разглядеть, как Андрей, разговаривая по телефону, ударяет ладонью по капоту и сразу же садится в машину.
Закусываю нижнюю губу и отцепляюсь от измазанного побелкой выступа на стене прямо под форточкой.
Понятно, что у него дома творится что-то неладное и делиться со мной он этим не намерен. Отгоняю от себя закрадывающееся чувство разочарования от подобного недоверия. Потому что не так близко мы и знакомы, чтобы вот так сразу выдавать нюансы жизни, тщательно скрываемые от чужих глаз.
— Есенька.
— Мам, — вздрагиваю, развернувшись к лестнице.
Мама преодолевает пролет и ставит сумки на лестничную клетку.
— Давай помогу, — забираю у нее пакет, — ты чего туда наскладывала вообще? — приподнимаю пакет-майку над полом, прикидывая, сколько килограммов она протащила.
— Да у нас ревизия была, кое-что списали. Мы по домам и разобрали.
— Просрочка?
Понимаю, что мое лицо приобретает брезгливый вид, и стараюсь как можно быстрее взять себя в руки.
— Сроки вот-вот выйдут. Но можно…
— Я поняла, — натянуто улыбаюсь. Скорее всего, в недопросрочке ничего плохого. Но так паршиво осознавать, что на ужин у тебя будут списанные по срокам годности котлеты… Особенно когда тебе приходилось общаться с другими людьми и видеть своими глазами, как они живут. С такими, как Бережная и Панкратов.
— Так, я сегодня в ночную выйду, подработаю. Девчонок Алинка заберет, ее Пашенька все равно в командировку уехал.
— Хорошо.
— А ты что, с ними не поедешь?
— Мне нужно начинать курсовик. Поэтому останусь дома.
— Ладно.
— А где папашка?
Вешаю ключи на гвоздик у двери сразу, как мы попадаем в квартиру.
— К отцу своему уехал.
