Какое привычное чувство: я распадаюсь на миллиарды песчинок.
Здесь, между мирами – уже не Тут, но еще не Там – мне нечего бояться. Я ни по чему не тоскую. Ничто не причиняет мне боль.
В каждой песчинке – часть меня, но друг для друга песчинки, затянутые в Никуда, ничего не значат.
Интересно, что будет с тем, кто потеряется в бесконечности между мирами? Возможно, его понесет дальше и выбросит на мель где-нибудь в другой вселенной. Может быть, он вспыхнет в ночных небесах безымянной звездой.
Скорее всего, он просто заблудится и обо всем позабудет.
Для этого пока рано.
Глава 33
Кромешный мрак. Так темно, что я, совершенно дезориентированная, теряю равновесие и куда-то падаю. Под рукой чувствую нечто влажное и мягкое. В голове на повторе крутятся всего четыре слова: «Пожалуйста, только не труп. Пожалуйста, только не труп. Пожалуйста, только не…»
– Эй? – раздается слабый голос, который, без сомнения, принадлежит мужчине. – Есть здесь кто? Ау?
Я ощупываю нечто мягкое, и у меня словно гора с плеч падает: это просто диванная подушка.
– Да, – откликаюсь я. – Да, я здесь. Макер? Макер Уолш?
Тишина.
– Да, – поколебавшись, отвечает папа. – Великий боже! Да.
Получилось. От облегчения голова идет кругом. Глаза постепенно привыкают к темноте. Пока я различаю лишь серые и черные очертания, но этого мне хватает, чтобы на ощупь раздвинуть шторы. В тусклом свете луны и звезд я вижу человека, который медленно встает на ноги в центре комнаты. А он гораздо выше, чем я думала. Папа вообще помнит, кто он такой?
Я скольжу по стене быстро, словно тень. Несколько раз щелкаю выключателем у двери. Следовало бы догадаться, что в этом доме уже много лет нет электричества.
– Кто здесь? – вопрошает Макер, глядя на меня. – Эйлин? Эй…лин, это ты?
Просто восхитительно. Он принял меня за маму. Наверное, виной тому темнота… Не мог же он сойти с ума.
– Нет, я… Нам надо уходить!
Тварь может быть где-то поблизости, и я не горю желанием с ней встретиться, ведь мы беззащитны и безоружны.
Макер подходит ближе, но вдруг спотыкается обо что-то, валяющееся на полу, и чуть не падает на меня. Я отшатываюсь. Вот ведь стыд! Ну чего я испугалась? Там, в темноте, беспомощно бредет мой папа. Но я все равно бы его боялась, даже если бы несколькими минутами ранее он не попытался выцарапать мне глаза. Его не было слишком долго. Я совсем не знаю этого человека.
– Я не Эйлин. Я…
– Виктория?
Голос у него срывается. А во мне что-то обрывается. Я что-то забыла, но оно по-прежнему со мной. Оно спрятано глубоко внутри, и мне до него не добраться.
– Вики? Я знал, что ты придешь. Я всегда знал, что это будешь ты. Вики, я…
– Прекрати! – приказывает что-то могущественное, чего во мне раньше не было. – Немедленно прекрати! Виктория умерла.
До дома старухи соседки рукой подать. Не сомневаюсь, она насмерть перепугается, когда я подниму ее из постели в это бесовское время, еще и притащу с собой человека, о котором она заботилась все эти годы. Наверное, сейчас около четырех часов утра. Путь до дома старухи кажется мне бесконечным, потому что никто из нас не произносит ни слова. Я бегу впереди, а папа – он все еще с трудом контролирует руки и ноги – ковыляет за мной. На полпути он вспоминает мое имя, и это единственное слово, которое срывается с его губ.
Стучусь в двери дома старухи и невольно вздрагиваю, поскольку она открывает гораздо быстрее, чем я ожидала. Одета старуха в халат и тапочки, а лицо у нее просто светится бодростью. Такое бывает у стариков, которые убеждены, что за жизнь прекрасно выспались.
– Итак, – произносит она, глядя мне за спину, – ты все же нашла своего отца. Ну, я так и думала.
В пять утра я звоню маме и прошу ее приехать в Дублин. Старуха отправляет папу, а затем и меня в крохотную ванную комнату, где в грохочущем бойлере греется вода. Немного позже мы сидим в гостиной, пахнущие ванильным мылом и одетые в старые вещи покойного мужа хозяйки. Никто не говорит ни слова.
