В ответ Франческа лишь резко тряхнула головой. В егопредложении ей почудился беззастенчивый напор, поэтому меньше чем через двеминуты они с Моник уже попрощались и исчезли. Чарли остался один, и мысли егобыли совсем не праздничными.
Он еще никогда не видел женщины, которая так явно страдалабы от каких-то глубоких душевных ран, и не представлял себе, чем же мог такразрушить ее олимпийский чемпион. Дело было даже не в ее страданиях; Франческанапоминала ему втоптанный в грязь цветок, который уже никогда не поднимется, неговоря уже о том, чтобы цвести.
Еще одно обстоятельство тревожило и огорчало его. Дело былововсе не в том, насколько ужасно обошелся с Франческой муж; Чарли допускалдаже, что ничего особенно страшного там не было, и никакого значения это уже неимело. Самым главным была убежденность Франчески в том, что с ней поступилиподло, что ее предали, и теперь, потеряв надежду и разуверившись во всех и вся,она пряталась в свою раковину каждый раз, когда к ней кто-то приближался.Вместе с тем Чарли было совершенно ясно, что, несмотря ни на что, Франческаоставалась мягким, чувствительным, добрым человеком. Будь она настоящейстервой, она отнеслась бы к разрыву с мужем гораздо легче.
Поднявшись с кресла у камина, куда он опустился в своейзадумчивости, Чарли перешел в бар и просидел там до половины одиннадцатого.Потом он вернулся в свой номер, посчитав, что ему нет никакого резона торчатьвнизу и наблюдать, как другие пьют и веселятся. Как и Глэдис Палмер, Чарли впоследние годы не любил встречать Новый год, и поэтому в полночь, когдазаревели автомобильные сигналы, зазвонили колокольчики, а в небо с шумомвзвились разноцветные огни фейерверков, он уже крепко спал, уткнувшись головойв подушку.
На следующий день он проснулся свежим и бодрым и увидел, чтопошел густой снег, сопровождавшийся сильным, холодным ветром. Кататься по такойпогоде было нельзя, и Чарли решил вернуться в Шелбурн-Фоллс. Oт Клэрмонта дотого места, где он жил, было совсем недалеко, поэтому он мог снова приехатьсюда, как только погода прояснится. К тому же Чарли чувствовал, что трех днейхорошего катания для него вполне достаточно; в шале же его ждали дела, закоторые ему не терпелось приняться.
В десять тридцать утра он уже выписался из мотеля и черезполчаса был дома. За время его отсутствия сугробы вокруг шале заметно выросли,и на поляне стояла полная тишина, не нарушаемая даже свистом ветра, от которогосохранили молчаливые могучие ели. Чарли всегда нравилось слушать тишину,поэтому, наскоро перекусив, он растопил в спальне камин и устроился с книгой вкресле у окна. Так он просидел несколько часов, то читая, то поднимая голову илюбуясь окрестностями, которые продолжал заносить бесшумный снег.
Время от времени он принимался думать о маленькой девочке,которую он встретил в Клэрмонте, и о ее матери, с головой ушедшей в своюпечаль. Чарли был не прочь снова встретиться с Моник, однако ему было очевидно,что ни она, ни тем более ее мать не годятся для того, чтобы плакаться им вжилетку.
Мысль о Франческе напомнила Чарли о книгах, которые ондолжен был вернуть в библиотеку. Правда, одну Чарли дал Глэдис Палмер, однакоон все равно собирался навестить ее завтра. Не забыть бы взять у нее книгу исдать в библиотеку, подумал он, мысленно завязывая себе узелок на память.
От этих неспешных размышлений Чарли неожиданно отвлекликакие-то звуки, доносившиеся с чердака. От неожиданности Чарли даже подскочил —и тут же выругал себя за глупость. Он слишком настроился на то, что в доме стакой богатой историей каждый день будет происходить что-нибудьсверхъестественное, и ему даже в голову не приходило, что кроме него в шалемогут быть и другие обитатели. Мыши и крысы вполне могли облюбовать подвал, ана чердаке могла поселиться белочка или бурундучок.
Решив не обращать внимания на странные звуки, Чарли отложилкнигу и взялся за последние номера архитектурного журнала, которые он купил вДирфилде накануне поездки в Клэрмонт. Но не успел Чарли открыть первуюстраницу, как громкий шорох на чердаке повторился. Казалось, будто какое-тоживотное, напрягая все силы, тащит по полу нечто весьма увесистое. Потомпослышался характерный скрежет, и Чарли понял, что не ошибся: это был непризрак Сары, а какой-то грызун точил дерево, устраивая себе логовище илипытаясь добраться до сложенных в сундуках вещей.
К этому времени Чарли уже вполне примирился с тем, чтопризрак Сары больше никогда не явится ему. Глэдис утверждала, что виделатаинственную женщину всего один раз в жизни. Кроме того, Чарли по-прежнему незнал, что же он видел, и не мог подобрать этому сколько-нибудь правдоподобногообъяснения. Несмотря на это, он был совершенно уверен, что если дух Сары вообщесуществовал, то теперь он удалился в какие-то свои заоблачные выси, и дом былсовершенно пуст, если не считать объявившихся на чердаке неизвестныхпостояльцев.
Мысли о крысах тревожили его до самого вечера, и, когда заокном начали сгущаться ранние зимние сумерки, Чарли не выдержал. Вытащив изкладовки стремянку, он затащил ее на второй этаж и, вооружившись мощнымэлектрическим фонарем, полез наверх. Ему очень не хотелось, чтобы крысыпопортили проводку — дом был достаточно старым и сухим, и малейшей искрыхватило бы, чтобы все сгорело дотла. Не зря Глэдис поначалу интересовалась, некурит ли он, и просила его быть поосторожней с огнем.
Но, когда Чарли открыл люк и залез на чердак, там уже былотихо. Он был уверен, что звуки ему не почудились, и искренне надеялся, чтокрысы не сумели проложить свои ходы в толще стен, откуда выкурить их не былоникакой возможности. Впрочем, встревоживший его шум доносился сверху, и Чарли,светя себе фонарем, решил обследовать чердак повнимательнее.
У него ушел почти целый час, чтобы облазить все закоулкичердака, но он так и не обнаружил никаких признаков, указывавших на наличиекрыс. Все коробки и сундуки стояли целыми и неповрежденными, и на покрывавшемих слое пыли не было никаких следов маленьких лапок. На всякий случай Чарлиповорошил игрушки в коробке, осмотрел свисавшую с потолочной балки форму, заглянулдаже за прислоненное к стене старинное зеркало, но решительно ничто не вызвалов нем подозрений.
Продолжая обследовать чердак, Чарли обнаружила дальнем углустранный предмет, которого не заметил в первую свою экспедицию. Это быластаринная деревянная колыбель, украшенная искусной ручной резьбой, и Чарли неудержался и погладил ее запыленный бок. Он не знал, принадлежала ли эта вещьГлэдис или Саре, однако это, пожалуй, не имело значения. В обоих случаях дети,которые когда-то в ней лежали, уже выросли и, что гораздо печальнее, были давномертвы, и сама колыбель, казалось, излучала скорбь.
Поспешно отвернувшись, Чарли посветил фонарем в уголчердака, под самую крышу, чтобы посмотреть, не свило ли там себе гнездокакое-нибудь пушистое существо. Он знал, что бурундучки часто забираются начердаки домов, чтобы устроиться там на зиму, и он не исключал, что какой-нибудьзверек из леса мог облюбовать для себя чердак дома Сары. Но и здесь ничего небыло, и Чарли медленно пошел обратно к люку, уже безо всякой цели светя посторонам фонариком.
