Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
Нет, хватит. Хватит оглядываться, хватит «искать в три часа ночи тело покойного мужа», хватит ковырять почти зарубцевавшуюся рану. Она еще саднит, но не сочится кровью, уже виден шрам — зажило! Затянулось. Леньки действительно больше нет. Он утонул. Утонул в той стылой промоине, ушел под лед, и ледяная вода утащила его тело. Они прожили хорошую жизнь. Как в сказке: жили долго и счастливо. А что не «умерли в один день», так не всем же везет. Почти никому вообще-то.
Понятно, что память в ящик не засунешь: четверть века рядом — не комар чихнул. Но память — это просто память, в ней много всего. Хорошего, темного, радостного, печального, смешного и, страшно сказать, стыдного — всякого. А жизнь — она сейчас, здесь и сегодня.
Дим прав: Леля сама выдумывает себе призраков. И дядька тот ей просто мерещится. Ну похож, и что? Может, их вообще несколько, а она вздрагивает. Сама выдумывает и потом пугается.
А это просто… мороки. Мерещится.
Так же, как в посторонней собаке примерещился Джой. У хозяина кафе на соседней улице, кстати, очень похожая собака — и что? Таких собак немало. Каждый раз вздрагивать?
Так же, как в безумной бездомной старухе привиделась практически Посланница Судьбы. Ага, прямо «мене, текел, упарсин» на стене Валтасарова дворца. Знаменитая история. А на самом деле ребятки, скорее всего, попросту перебрали на пиру фалернского (или чем там они в своем Древнем Риме увлекались?) — вот и причудились им огненные буквы на стене.
Но… правда! Что, если этот дядька, который постоянно попадается на глаза (или все-таки мерещится, а на глаза попадаются совершенно разные персонажи?) — каким-то невероятным чудом! — Ленька все-таки… жив…
Что — если?!
Если завтра (или даже сегодня) он шагнет навстречу, вывернет из какого-нибудь переулка, выйдет из какой-то двери… что будет? Умрет ли она на месте от невыносимого счастья? Или пощечину со всего размаха отвесит? Или… или молча обогнет и пойдет дальше, как будто это не Ленька, а пустое место?
Черт его знает, мысленно усмехнулась Леля. Не попробовав — не узнаешь. Но, пожалуй, в обморок от восторга все же она вряд ли рухнет.
Не от чего в обморок падать, вот ведь какая штука. Потому что это уже не имеет никакого значения. Жив ли, нет ли — не важно. Это было важно для той Лели, которая когда-то давным-давно тонула в темной пучине отчаяния — и чуть ли не наслаждалась этим. А ей сегодняшней… нет, не важно. На кладбище не живут. Туда приходят — вспомнить. Но — не живут. Она пытается убедить себя, что можно жить на кладбище, что до сих пор в ее жизни существует лишь прошлое — потому что это красиво и благородно. Душевные терзания — о да, это ужас как изысканно и утонченно. Да ну их к лешему, душевные терзания, со всей их утонченностью и изысканностью! На самом-то деле — действительно ведь… не важно. Отболело. Осталось в прошлом. Как вырванный перед выпускными экзаменами зуб мудрости — прорезавшись вдруг, он начал расти куда-то вкось, и милейшая, совсем непохожая на зубного врача Зульфия Акоповна сказала: ему места не хватает, так что либо мучиться всю жизнь, либо удалять. Ну и удалили, и экзамены Леля благополучно сдала, и про зуб забыла — а ведь как болел! Вот и с Ленькой так же…
Удивительно точно та дамочка сказала: думала, что дышать без него не могу, а это был насморк!
Весь день она бродила по городу, не понимая, кто она — Леля или Алекс, изо всех сил стараясь ни о чем не думать, только смотреть. На темно-серые, почти неприлично древние камни, казавшиеся серебряными в слепящем солнечном свете, лавиной валящемся в узкие ущелья кривых улочек. На семейные ссоры (или, наоборот, радостные встречи, у этих итальянцев не поймешь, кричат они от любви или от готовности сию минуту убить собеседника). На стригущих густой синий воздух чаек над неровной бахромой приткнувшихся к берегу рыбацких лодок. Чайки кричали. Обычно Лелю пугали или раздражали слишком резкие звуки и краски, но сейчас все это — и звуки, и краски, и весь мир — было словно за толстым стеклом.
«Мне надо посоветоваться со своим адвокатом», — уже сидя в траттории, она все повторяла и повторяла эту дурацкую фразу из какого-то американского фильма. Или из всех американских фильмов сразу, герои которых только и делают, что советуются со своими адвокатами. Сейчас это звучало особенно смешно.
Тот тип — Ленька все-таки или не Ленька? — опять торчал у стойки, болтая о чем-то с барменом и косясь на Лелю.
Каждый раз, натыкаясь на его взгляд, она вздрагивала.
Да сколько же можно?
Она всегда боялась дантистов. Но давным-давно уяснила: чем дольше боишься, тем дольше потом придется мучиться в кресле. Надо раз — и войти в страшный белый кабинет. А дальше ты уже ничего не решаешь, все делается как бы само собой.
И сейчас надо так же. Потому что, если собираешься куда-то идти, шнурки должны быть завязаны. Если они станут болтаться — непременно споткнешься и расшибешься. Все сомнения, все неясности должны быть разрешены. Иначе они отравят жизнь. Как тот кривой, исцарапавший всю десну зуб, который выдернула когда-то давным-давно Зульфия Акоповна.
Сейчас. Да, вот сейчас, через маленькую-маленькую секундочку она…
Она — что?
Что?! Да просто подойдет и спросит: чего он так на нее уставился? По-русски спросит! Спросит — зачем? Неужели нельзя было ее пожалеть? Что она ему сделала? И пусть в ответ раскатится россыпь итальянской скороговорки — и отлично! Тогда все станет совершенно ясно!
Чтобы подняться из-за дощатого столика, пришлось сделать усилие. Алекс, тебе страшно? Страшно, честно ответила Алекс. А Леля… Леля просто тихо всхлипывала где-то в уголке. От безнадежности. От надежды. От боли. От невозможности испытывать боль. От слишком черных теней и слишком размытых линий.
В траттории было действительно темновато.
Выпрямив плечи, чуть прикусив губу (изнутри, чтоб незаметно), скрестив наудачу пальцы, она плавно, но решительно поднялась с жесткого деревянного стула. В голове зазвенело. Ну да, ну да. Весь день ходить по солнцепеку, ничего не есть и почти не пить — зазвенит тут. Эй, только не надо в обморок, ладно? Ладно, улыбнулась она самой себе. Надо просто поглубже вздохнуть. Сделать глоток воды. Аккуратно поставить стакан опять на столик. Вот так, уже лучше.
Она сделала шаг, другой — туда, к стойке…
Вдох, начавшись, все никак не заканчивался…
«Ленька», чуть прищурясь, глядел на нее в упор: выжидательно, требовательно, ничуть не удивленно!..
— Ленька, это… ты? — почти беззвучно прошептала она, делая последний шаг…
Эпилог
Он притянул ее к себе — как раньше, как всегда! — запустил пальцы в пушистые пряди на затылке, уткнулся носом в макушку… Он всегда так делал, Леля сразу чувствовала, какая она маленькая, как тепло, как спокойно в его сильных, уверенных, надежных руках…
Макушке стало жарко от его дыхания… и колени сразу ослабли… Но это было не страшно — ведь он ее держал! Держал так привычно, так уверенно, так надежно!
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
