Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
С картинок смотрели десятки лиц – надо полагать, весь официальный иконостас. Илья узнал премьера, спикера и еще каких-то телевизорных попаданцев. А скольких он просто был не способен опознать…
– Это всё старые, – сказал Старик, угадав мысли Ильи, – их уже запустили в работу. Осталась последняя.
Всё по серьезке, подумал Илья. В голове у него отчего-то крутилось слово «машинерия», которое он не знал, к чему приложить. Он даже не помнил точно, что оно значит. Просто чувствовал, что вот тут самая она – огромная, злобно крутящая хищными колесиками махина, заслоняющая собою горизонт. Безумец Робинзон у нее на посылках. И гнойные пидрилы-цензоры. И еще разные. И может, даже вся наша сеть, которая тащит этого ксеноморфа по городам. Раздает его как бесплатный вайфай. А я, подумал Илья, что, получается – и я? А еще – это она служит тому богу или бог ей?
– У нас есть только пятнадцать минут на разговор, а ты спрашиваешь обо всякой фигне, – укоризненно заметил бог.
– Да у вас всё фигня, – пробулькал Илья. – А что, дед в самом деле Хиропрактик?
– Сам-то как думаешь?
– Да вот хрен его знает. Ну, то есть где-то еще и настоящий…
– А это вообще не имеет значения. Нет разницы, кто и где настоящий, если всё продолжается, – сказал бог, с усмешкой глядя в широко распахнутые глаза Ильи. – Так и что, мы договорились?
– А вы меня потом монтировочкой в висок? Эти ваши цензорские суки в переулочке шлеп-шлеп. Я же теперь знаю, кто и где всех нарисовал.
– Ничего ты не знаешь, – не согласился бог, – ни кто, ни где. Старик в какой-то квартире – тоже мне указатель. И потом: через несколько дней ваше «культурное сопротивление» вообще не будет никому нужно. Пять картин будут вывешены разом, и вся власть обнулится. Ты подписываешься?
– Вы меня чуть на тот свет не свезли, а я помогай?
– Ты и раньше помогал, только как зомби. А теперь впервые можешь сделать что-то осмысленное. Но мне некогда тебя уговаривать. Решай быстрее.
доченька
Илья с трудом отыскал эту панельку, вокруг-то сплошной «тру детектив», ядовитые болота Луизианы. Спрыгнув с маршрутки, долго продирался сквозь промзону: отвалы земли вдоль перекрещенных траншей, останки автобусных остановок, выползшие невесть откуда тела гигантских труб-гусениц. Два раза обошел рассеченный черными швами на квадраты дом: где у него номер-то? А, вот, на земле валяется.
В подвал из второго подъезда. Кривая дверь, еще на подходе к которой пахнет прокисшим погребом. Стены в какой-то дряни. Но хоть свет есть. Свет – это уже добыча.
Подумалось: будет смешно получить сейчас арматуриной по голове. Такое выйдет путешествие из цензоров в цензоры. Илья даже непроизвольно сжался в ожидании удара, спускаясь по ступеням. Но нет, пока еще можно пожить. Он выдохнул и сам себе улыбнулся. Стареешь, брат. Ссышься уже даже без повода.
Вроде и свет есть, а темно. Какой-то московский вечер в третьей четверти. Илья достал из кармана фонарик, пощелкал выключателем, будто это и не фонарь вовсе, а зажигалка, – ага, наконец, зажегся, – и очертил им перед собой дугу. Луч попрыгал по стенам, выхватывая фрагменты куч смешавшегося до неразличимости барахла, и, наконец, уперся в человека, застывшего на стуле с отломанной спинкой.
Странного персонажа выбрал Черный. Илья не то чтобы помнил лицо, но какие-то общие очертания и вот эта манера сидеть, сложив руки за спиной, – они похожи. Да он и тогда так сидел. Когда тогда? Ну тогда, когда зашел к Настьке. Зачем-то ведь сохранилось это в памяти.
Илья свистнул, давая о себе знать. Этот дернулся потревоженным голубем.
Встал. Тоже фонарик. Всматривается.
– Ну привет, – сказал подвальному сидельцу Илья, – добрый человек.
Тот подошел поближе.
– Короче, дед-робинзон тебе тут передает…
Этот не слушал.
– Где моя дочь? – спросил он.
– Какая еще дочь?
Не отвечает.
– Олег, не валяй ваньку.
Какой еще Олег? Что за пурга?
– Слушай, – сказал Илья, – про дочь не по адресу. Я тут про картинки.
У них же вроде не было детей? И у нас с Настькой, слава богу, не было. А дочь… может, у него до этого была? Дима что ли? Или Денис?
– Давай без всякого хуеплятства, а?
– Своим кураторам передай, что дальше – только с Настей, – говорит.
Хрена себе заявления.
– Ты в своем уме? – спросил Илья. – Какая Настя? Какая дочь? Мы о чем тут вообще?
Этот ударил. Только в последний момент Илья чуть посторонился и лишь поэтому сохранил целыми зубы. В глазах заискрило. А этот лепит еще и еще.
Перехватив фонарь как кастет, Илья резко рванул вниз и оттуда, из полуприседа, дважды залепил этому уроду – благо закрываться тот и не думал.
Помогло, отъехал назад, капает красной водичкой на пол.
– Совсем ты в мозг раненый! – заорал Илья, приподнимаясь и трогая языком разбитые десны.
Бляха, зачем меня к нему послали? Что за нахер?! Да ему не то что рисунки, ему 50 копеек нельзя давать – он ими людей резать начнет! Вон, стоит и смотрит совершенным психом. Как бы еще раз не прыгнул.
– Передай, что без Насти ничего не будет, – повторяет.
Точно псих.
– Ладно, – сказал Илья, сплевывая кровь, – я тогда пошел. Без тебя, сука, обойдемся.
– Это едва ли, – говорит этот. – Рисунки оставь и выкатывайся.
* * *
Всегда выбирают что-то в этом роде. Может, они их оптом скупили?
Сидит человек и обзванивает Владимир, Калугу, Тулу разную. У вас нет свободного подвала в девятиэтажке? Не гексоген. Славяне.
Всё может быть.
Но подвалы – ладно. Зачем они этого-то ко мне подсылают? Знают же. Или нет? Почему все обязаны знать, что там у меня с кем? Вот это «я закрою глаза, и мир пропадет» надо бы в себе душить. Тоже мне, Нео.
Но Настя наверняка знает. Потому и перестала приходить сама.
– Где моя дочь? – спрашиваю я этого.
Воткнуть бы ему правой в сощуренный глаз.
Закрывается от фонарика, пятится.
– Забываешься, – говорит.
Волосы отрастил. Черные, аккуратные, ни одного седого. Сколько ему, кстати?
– Это ты забываешься, Олег.
– Какой еще Олег?
Он опять – Ольга не твоя дочь. Не докажешь. Права родительские.
Нет, не правой, левой – в ухо! А вот теперь – снизу. И снова – в клацнувшие зубы!
Он мне тоже дважды: глаз и скула.
Чья же она дочь, если не моя, говнюк? Знаешь, как она радовалась, когда я доставал елочные игрушки? А как мы с горки в материном дворе катались? Она говорит: папа, чур ты – санки! И кукла у нее – я из Японии привез – с фиолетовыми волосами. Каей зовут. Это мы мультик Миядзаки смотрели – про Долину ветров.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
