1
живая
Радуйся! – поет в трубке Слава. – Три на пять метров. Красотища!
– Где нашли? – говорю.
– На Парке Культуры, справа, если с кольца.
Думаю: ну понятно, цензоры. А он:
– Не, местные стуканули. Овечкин скачет уже, давай и ты на полусогнутых. Оп-оп-оп!
Снимаю с плеча рюкзак и безо всякого смысла его встряхиваю. Придется прямо с плавками и шапочкой – держать-то долго не будут. В прошлый раз чуть замешкался – и всё, амба. Два дня потом стену отскребали, но куда там – цензоры заблевали картину напрочь. Состав у них едкий, жирный, а вонючий – как мать дерьма: будто сдох кто или лаз в канализацию прорубили.
Рванул в сторону метро, попутно набирая командора наших боевиков. Говорю: надо всех оттереть, и чтобы твои успели раньше цензорской гопоты. Чтобы не как обычно! Но всё без толку – конторские орки опять не добегут, стену замалюют, и останется только гадать, что́ на ней было. Наши опера умеют только вату катать со своими мутными гаишниками.
От метро – в четыре ноги. Через переход, в котором гнездо хищных бабок с ягодными корзинками, мимо воющей под магнитофон усатой ведьмы: «…в глаза мои суро-о-овые…», – мимо стеклянных музейных дверей – к простыне милицейской ширмы. Или выгородки. Или черт ее знает. У них есть название для этой раздвижной, срисованной из медицинских хорроров штуки, но я его так и не смог запомнить.
Ментовский лейтенант выдвинулся навстречу, набычивая физиономию. Обрюзгший, с болезненно румяными щечками. Наткнулся взглядом на протянутое удостоверение, но даже не сдал назад. Птеродактиль.
– Подожди-ка… – начал он, но я уже отодвинул стенку ширмы.
Не три на пять, конечно, но и черт с ними. Живая! Живая работа Хиропрактика!
Здесь остановимся. Теперь ведь нельзя впопыхах, правда же, Настя? Нельзя. Так что внимательно.
Основа граффити – синий составной трафарет. Многофигурный с мелкой детализацией. Сюжет – заседание суда. Перед присяжными три телеэкрана. На первом – мультяшный лось, на другом – тигр, на третьем – маленький мальчик. Показывают животы-улики с одинаковым отпечатком губ. Судья с собачьей башкой. Трое обвиняемых – на электрических стульях. «Часы судного дня» – обязательный для всего цикла атрибут в левом нижнем – стрелка уже на шести. Внизу же – фирменный знак Хиропрактика – хьюлетт-паккардовское «hp».
Срок – ну, может, несколько часов, краска еще кое-где влажная. Состояние… идеальное. Да-а-а… никогда еще в идеальном состоянии. Вообще никогда ни в каком состоянии, только на картинках.
Первое граффити – «Каток» – которое появилось на Котельнической, успели отснять с разных ракурсов. Видео долго висело на youtube – все, кому надо, нарезали.
А вот «Елку» – уже начали прятать. Роскомнадзор схлопывал публиковавшие картинку сайты, пошли массовые блокировки, случилась даже пара уголовных дел. Сейчас ее изучают по канадским серверам. Там вроде как зэки обустраивают для политбюро камеру к Новому году: ставят елку с курантами, рисуют на стене подводную лодку, вешают себе срамные бороды…
Ширма захрустела, и внутрь периметра протиснулся Сашка Овечкин. Цветастая шляпа, синие очки и переносной ЗРК фотоаппарата. Даже не сказал ничего, тут же принялся щелкать. Оно и правильно.
Заглянули два мента – молодые совсем, интересно им.
Спросил Сашку:
– Ты на видео панораму возьмешь?
– Ага, поучи-поучи, – огрызнулся тот, продолжая делать снимки.
Вышел за ненадобностью наружу. Никаких наших боевиков, конечно, нет. Но и цензоров тоже. Менты слушают рацию и тихо переговариваются.
– Во сколько вас вызвали? – интересуюсь у ближайшего.
– Во сколько надо! – тут же подлетает и чуть не клюет меня лейтенант. – Что надо потом на сайте повесят!
Ну конечно, ага.
– Спасибо, – говорю, – а в чем тут военная тайна?
Лейтенант – будто от вражеского дота – заслоняет собой молодняк.
– Хуйней занимаетесь, – поясняет он и с ненавистью смотрит в сторону остановившихся неподалеку прохожих.
Тут не поспоришь.
Выпил в ближайшей забегаловке стакан чая. Я обычно беру без добавок, но у них только с бергамотом. И маленькое дырявое весло вместо ложечки – никогда не мог понять, что это за выдумка. У нее должно быть второе и главное назначение. Чтобы, когда завоет сирена гражданской обороны, можно было схватить горсть этих вёсел и собрать щит и меч, пулеметную ленту, антенну для приема сообщений командования. Ты вот не думала, Настя?
– Может, хотите что-нибудь к чаю? – видимо, от скуки подала голос продавщица в грязном фартуке.
– Хочу, – зачем-то ответил я. – Сирена у вас есть? Такая знаете, гадкая, уи-уи-уи?!
Продавщица не удивилась. Просто вычеркнула меня из списка живых и уставилась в маленький телевизор, воткнутый под самым потолком. Почему он без звука только?
Сашка – похожий на маленького злого эльфа – появился минут через пять, удивлялся, что никто не схватил его за руку.
– Что-то они сегодня долго, – довольно объявил он, закуривая около входа в забегаловку.
– На совещании у наших шефов задержались, – предположил я.
– Не смешно, – скривился, как от кислятины, Сашка.
– Не смешно, – согласился я. – Но так ведь и не должно, дружище.
Слава стал у меня допытываться, на что похоже новое граффити. На тебя, говорю, похоже, такое же недоделанное. С ним про contemporary art всерьез нельзя – он на стене репродукцию Шилова держит.
Состроил рожу и показал мне «фак». Думает, это смешно. Думает – уел.
– Пока-пока, – говорю, – я в приемную к Асу.
Слава, конечно, балда-балдой, хоть и начальник информационного центра. Последний настоящий москвич, мажор, папа – бывший посольский. Нигде по-настоящему не работал – его Ас сразу из институтского инкубатора к себе пересадил. Наши понаехавшие – то есть, в общем, остальная Конюшня – Славу аккуратно по всем этим пунктам прокатывают. И он в каждый очередной бросается доказывать, что не верблюд. Ну, и в общем, не верблюд, да. Просто балда. Правда ведь, Слава? Правда. Ты уже и обижаться на меня перестал.
Я вот, скажем, сектант «культсопра». Тут многие так думают, и сам Ас посмеивается. А это в наших делах – серьезно. Серьезнее чем. Почти заявка на списание. Можно быть голубым, педофилом или нюхать кокс, можно подмахивать великим вождям и по субботам ходить на физкультурные парады, но любить ту срань, которую препарируешь… Хотя нет, это я через край, за парады Ас бы, наверное, выгнал, он опасается фанатиков. Всё равно. Если меня еще и не сдали чекистам, то это из-за того, что педофилы Асу пока без надобности, а перверты вроде меня могут и пригодиться.
