Книга Наш принцип - Александр Пономарёв

За окном электрички пробегали перелески, луга и пашни, мелькали дачные поселки и перроны станций. Иван рассеянно смотрел в окно, не замечая прелестей родной природы.

Иван шевелил губами, он разговаривал с Серегой.

Напротив села девушка и принялась придирчиво рассматривать его с ног до головы. Словно прикидывая — не помешает ли ей такое соседство. Дачница поставила рядом с собой корзину с продуктами и тоже взглянула в окно.

Платформа полустанка осталась позади.

— Извините, вы не курите? — Девушка вывела Ивана из оцепенения своим вопросом.

— Что?

— У вас сигаретки не будет?

— А… — Иван кивнул. — Найдется! — И он засунул руку в карман. — Возьмите. Я вообще-то люблю «Бело-мор». Это папиросы, знаете?

— Знаю, — улыбнулась девушка.

— Так вот: друг мой Серега — он только «Золотое руно» курит. Понимаете? А я, как назло, забыл совсем. Теперь придется врать, что не встретил нигде.

— Да кругом ларьков же полно, еще встретите.

— Вы думаете? Ну и хорошо, — сразу успокоился Иван. — Представляете! Мы с Серегой в одном дворе росли. Дружили, как говорится, с младенческих ногтей. Вместе играли в снежки, а когда подросли, так и в казаков-разбойников. В одном классе учились. Мои родители на фабрике работали, по сменам. Могли сутками домой не приходить. Тогда либо я у Сереги ночевал, либо он у меня. Его мама — тетя Варя — добрая такая была. Все норовила нас чем-нибудь вкусненьким угостить.

Иван посмотрел на девушку. Та слушала, задумчиво разминая сигарету.

— Я почему про «Золотое руно» вспомнил… — Иван улыбнулся. — Он даже на войне — возьмет сигарету без фильтра, намажет вьетнамской «Звездочкой» и курит. Похоже было по вкусу, особенно в темноте.

— Да, выдумщик ваш Серега, — засмеялась дачница.

— Это точно, — вслед за ней захохотал Иван, — он такой. А когда подросли — Серега влюбился в Тоню. Это самая красивая девчонка в нашем дворе была. И даже, наверное, на всей улице. Из-за нее у нас возле гаражей каждый день проходили рыцарские поединки. Но выбрала она, понятное дело, моего друга. Мы даже дружили всегда втроем: всюду вместе. В кино, в зоопарк, на каток.

Серега учился всегда хорошо. Я помню, каким ударом для него было то, что он в военное училище не поступил. Он военным летчиком мечтал стать. По зрению не прошел. Мы и в институт поступили все вместе: Серега, я и Тонечка. В педагогический. После третьего курса я сессию завалил, отпуск академический взял и на военную службу собрался. И Серега вместе со мной. Не захотел меня бросать одного. Чувствовал, что нелегко мне придется. Кто же знал, что на нашем пути война капканы расставит.

Мы в армию вместе уходили и в Чечню вместе попали. Нас не неволили, но Серега рапорт написал, и я за ним. Как же его без присмотра оставлять, он и так из-за меня служить пошел.

Вместе мы на броне ездили, вместе в окопе мерзли. Из одного котелка щи хлебали. Да чего греха таить, иногда и одной ложкой по очереди.

Тот бой я помню очень отчетливо. Прищемили мы духов в ущелье. Они, как раненые звери, на нас буром перли. В полный рост, представляете? По горам карабкаются на нас, а у нас уже патроны кончаются. Один пулеметный расчет: я да Серега.

По рации нам: «Отходите, отходите!» Не помню, как выбрались тогда. Тащил я Серегу на плащ-палатке. Он все пить просил. А у меня нога отнимается. Поговорю я с ним, успокою, из фляжки пару глотков дам и опять волоком его тащу. Я даже не сразу понял, что в ногу меня ранило.

Тут Иван постучал пальцем по правой голени.

— Протез, — ответил он на недоуменный взгляд. — Я, главное, говорю этой врачихе: «Что же вы меня каждый год тираните, у меня же нога не вырастет». А она мне: «Фантомные боли, фантомные боли». Я ей говорю: «Доктор, да как вы можете про них знать, коли у вас обе ноги на месте. Это почувствовать надо». Эх, да чего там… — И Иван махнул рукой. — Серега бы — тот им так бы загнул. Он всегда бойчее был. Полгода мы с ним не виделись. Еду вот… — Иван достал из-под лавки пакет. — Все как полагается: водка, закуска. Только «Золотое руно» осталось по дороге зацепить. Эх, сколько мне ему рассказать надо. Ой, простите, телефон звонит. — И он торопливо полез рукой во внутренний карман.

— Алло, Тонечка! Все хорошо, дорогая. Да, я к Сереге еду. Ну, там видно будет. Наверное, не скоро. Ты же его знаешь. Сейчас как начнет анекдоты травить. Хорошо-хорошо. Много не будем. А Серёнька как? Во дворе бегает? Ну, пока. Хорошо-хорошо.

— Супруга звонила, — он опять улыбнулся, — волнуется. Опа, моя остановка. До свидания. Спасибо вам, заболтал я вас совсем. — И он не спеша поднялся.

— Ничего-ничего… — Девушка задумчиво смотрела на этого странного разговорчивого пассажира, не замечая, что сигарета у нее в руках рассыпалась в прах.

А Иван, опираясь на палку и держа в другой руке пакет, медленно спускался по ступенькам перрона. Затем долго шел по проселочной дороге, полной грудью вдыхая чистый загородный воздух…

На краю кладбища притаились две могилки. Одной Иван поклонился:

— Здрасте, тетя Варя.

А другую плиту из черного мрамора, с которой ему улыбался старый друг, обнял и сказал:

— Привет, Серега! Как я по тебе соскучился. А «Золотого руна» нигде не встретил. Извини!