— Заткните ей глотку, — раздался голос, и третий человек вышел из темноты.
Джулио тотчас узнал его. Это был Сальво Пеннизи, сицилийский строительный воротила, крупный мафиози, которого Джулио обвинил в организации одного зверского преступления.
На Джаду набросили одежду, один из громил зажал ей рот.
— Какой ты смелый с такой охраной, — не выдержал Джулио.
Человек подошел к кровати и с ненавистью посмотрел на Джулио.
— Сейчас с тобой разберемся. В суде ты чист и неподкупен, прямо святой, а в постели мою дочь, мерзавец, компрометируешь! Джада — моя любимая дочь, свет моих очей. Может быть, скажешь, что ты этого не знал?
Джулио этого не знал. Он даже не мог предположить, что между первоклассной девочкой, случайно, как ему казалось, очутившейся в ту ночь в его постели, и Сальво Пеннизи существует кровная связь. Но объяснять этому человеку с налитыми кровью глазами бесполезно, он все равно не поверит.
— Что вы от меня хотите? — спросил Джулио.
Вдруг ему пришло в голову, что все было подстроено и Джаду использовали, чтобы заставить его изменить свою позицию в отношении подозреваемых участников мафиозного заговора.
Босс с улыбкой повернулся к своим молодчикам.
— Заканчивайте, ребята.
Уже в дверях он обернулся и процедил сквозь зубы:
— Чтобы этому петуху неповадно было курочек метить.
Потом Джулио почувствовал укол в руку, и его сознание отключилось.
Очнулся он на железной кровати в пустой комнате. Какой-то человек мерил ему давление. Нестерпимая боль в паху точно сверлом пронизывала все тело и доходила до мозга. Вместе с сознанием вернулось воспоминание о Сальво Пеннизи и его молодчиках.
— Что вы со мной сделали? — спросил Джулио незнакомца, по всей вероятности, медика, который возился со жгутом.
— Гадкое, нехорошее дело, — низким, прокуренным голосом сказал человек.
— А вы кто? — спросил Джулио.
Боль становилась нестерпимой, мошонка горела огнем.
— Врач. Когда-то был блестящим хирургом, а потом… потом совершил непоправимую ошибку, оступился и вот теперь занимаюсь с пациентами вроде вас. Операцию я сделал тщательно, так что ваши яички… в общем, осложнений быть не должно. Через пару дней сниму швы и тогда выпущу вас из этой комнаты.
— Что вы со мной сделали? — повторил свой вопрос Джулио.
— Узнаете, когда представится случай, — ответил хирург и закурил сигарету.
Джулио опустил голову на руки и замолчал.
Соня, продолжая сидеть у его ног, посмотрела на Джулио, и он прочел в ее взгляде боль, любовь и желание.
— Я буду твоей сестрой милосердия, чудотворной целительницей, только не гони меня прочь, — воскликнула она. — Мне не нужно то, что нужно другим женщинам. Не спрашивай, почему, это моя тайна. Позволь мне просто любить тебя, любимый, прошу тебя.
Джулио опустился на пол рядом с Соней, снял с нее кимоно. Соня легла, чувствуя спиной жесткий ворс ковра. Склонившись над ее прекрасным телом, Джулио стал целовать грудь мягкими горячими губами, а его рука, медленно скользя по гладкому животу, нежно легла на лобок. Сердце ее застучало, и она, изогнувшись, открыла его руке путь в себя. Отвечая ее желанию, Джулио бережно и вместе с тем настойчиво раздвинул мягкую теплую плоть, и его палец осторожно, но уверенно устремился вглубь по узкому пространству. Вдруг он достиг какой-то глубинной точки, отчего Соню пронзила сладкая боль наслаждения. Губы Джулио обжигали ее грудь, ритмичные движения его пальца становились все чаще, и вот Сонино тело, отвечая на ласки, начало содрогаться, — высокая горячая волна впервые испытанного оргазма поглотила ее целиком. Потом волна отступила, а Соня осталась неподвижно лежать на ковре — обессиленная и счастливая.
— Я хочу, чтобы ты любил меня именно так, — сказала она, — всегда, всю жизнь.
— Ни одной женщине не достаточно такой любви, — с горечью заметил он.
— А мне достаточно, — твердо сказала Соня.
— Забудь меня, Соня, все это ни к чему.
— И даже не надейся. Тебе не удастся от меня отделаться до конца твоей жизни.
ГЛАВА 19
Ирена открыла дверь и с искренней радостью обняла Соню.
— Я знала, что ты придешь, — сказала она.
— Правда? — недоверчиво улыбнулась Соня.
— Мне трудно объяснить, почему, но я всегда заранее чувствую, если ко мне должны прийти, особенно когда дело касается близких мне людей.
На Ирене были хлопчатобумажные брюки и свободный желтый свитер, с которым великолепно сочетались бусы из крупного янтаря. На груди лежала туго заплетенная толстая коса. Соня заметила, что Ирена босиком, и залюбовалась ее на редкость изящными ногами с сухими ступнями, красивой линией высокого подъема, узкими щиколотками, украшенными золотыми цепочками.
— Входи же, не стой в дверях, — с улыбкой сказала Ирена и увлекла ее в квартиру.
Ирена жила в мансарде дома в стиле модерн неподалеку от Порта Виктория, Соня никогда здесь прежде не бывала. Светлый паркетный пол прихожей был натерт до блеска. На нем играли веселые разноцветные блики света, падающего из витражного окна. Приятно пахло воском. В углу у окна стояла в кадке высокая темно-зеленая пальма, а на маленьком диванчике, уместившемся в простенке между двумя дверями, невозмутимо лежал важный персидский кот.
— Я не помешала? — спросила Соня.
— Нисколько. Сегодня я закончила работу и уже заварила для нас чай.
— Ты еще кого-то ждешь?
— Нет. Я ждала тебя, и сейчас мы будем пить чай.
— Но как это может быть, что ты меня ждала? — продолжала удивляться Соня. — Я не могу в это поверить.
— Хочешь — верь, хочешь — не верь. Я говорю то, что есть.
Ирена была известной художницей по костюмам и делала эскизы для журнала «Вог». Пользуясь авторитетом в среде модельеров, она была известна и своей способностью читать в чужих душах и предсказывать будущее. Ирена никогда не смешивала два своих таланта, и если ей предлагали заплатить за ее парапсихологическую помощь, она всегда говорила: «Божий дар нельзя оценить в деньгах».
Они вошли в просторную белую кухню, на открытой полке над раковиной сверкали металлические кастрюли. Здесь тоже было окно из разноцветных стекол.
— По собственным эскизам? — спросила Соня, указывая на узор витража.
— Да. Миланское небо так часто бывает серым, что я решила добавить немного солнца в свою квартиру, — пошутила Ирена, уменьшая огонь под кастрюлей с кипящей водой.
У окна на небольшом изящном столике с гнутыми ножками, накрытом белоснежной салфеткой, стояли две фарфоровые чайные чашки.
— Садись, — пригласила Ирена гостью к столу и положила в чайник чай и еще какие-то листья.
