Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Нам прекрасно известно, что все это очень спорно. Не существует единого «народа» (каждое общество состоит из разнородных элементов), не существует Volksempfinden[7], и нет ничего более идеологизированного, чем common sense. Common sense – идеология, отказывающаяся видеть собственную идеологию, что-то вроде зоопарка, искренне считающего себя частью нетронутой природы. В представлении, что можно органически слиться с народом, пропитаться его ценностями и чутко реагировать на его изменяющиеся потребности, больше от мистики, чем от политики. Не бывает единения с народом, зато существует такой маркетинговый ход.
Популисты – политические дельцы, пытающиеся прибрать к рукам как можно бóльшую часть рынка, при необходимости приукрасив себя романтическим китчем. Непонятно, как они, придя к власти, собираются поступать с инакомыслящими, ведь демократия – это власть большинства с уважением к меньшинству, иначе она выродится в небезызвестную «диктатуру большинства», и мы окажемся в еще более плачевном положении.
Поэтому популизм как решение проблемы больной демократии не обещает ничего хорошего. Но если лекарство не помогает, это еще не значит, что в постановке диагноза нет толка{25}. У современного народного представительства действительно наблюдаются проблемы с легитимностью, в этом популисты правы. Не на пустом месте появился термин «дипломная демократия»{26}: в наших парламентах огромный перевес людей с высшим образованием. Плюс сложности с новыми кадрами. Если раньше народных представителей выбирали, потому что они были «важными членами общества», как писал социолог Я. ван Дорн, то теперь даже среди популистов все чаще можно видеть «профессионалов от политики, часто это молодежь, у которой больше амбиций, чем опыта. Им только предстоит стать важными членами общества – за счет того, что их выбрали»{27}. Такие же опасения вызывает тенденция относиться к должности члена парламента как к интересной карьере, как к полноценному роду деятельности, а не как к временной службе на пользу общества в течение нескольких лет. Случается даже, что это «ремесло» передается от отца к сыну. Во Фландрии так образовалось несколько «демократических династий»: к работе уже подключилось второе поколение семей де Кро, де Хюхт, де Клерк, ван ден Боссе и Тобак. Громкое имя прокладывает дорогу в парламент, «хотя иные из них с другой фамилией не прошли бы даже на выборах в местный муниципалитет», как рассказал мне один бывший политик off the record[8].
Соблюдая объективность, было бы нечестно просто отмахнуться от популизма как от чего-то, что противоположно политике по своей сути. В своем лучшем проявлении это попытка справиться с кризисом демократии, повысив легитимность представительства. Популисты предлагают простой, но мощный способ борьбы с синдромом демократической усталости: полное переливание крови, и побыстрее. Парламент нуждается в свежей крови! А остальное приложится само собой. Противники задают вопрос, будет ли это способствовать эффективности. Лучше ли будет управление, если поменять команду? По их мнению, проблема не в исполнителях, а в самой демократии.
Виновата демократия: диагноз от технократии
Медлительность и осторожность демократического пути принятия решений подрывают веру в саму демократию. В ситуации колоссальных и требующих немедленного решения вопросов, таких как, скажем, кризис в еврозоне, идет поиск более эффективных систем. Почти сразу на ум приходит технократия. При технократическом строе блюсти общественные интересы доверяют экспертам, которые, опираясь на свои технические знания, должны безопасно провести корабль страны по бурным водам современности. Технократы займут место политиков и будут управлять страной, не заботясь о выборах, предлагая решения, рассчитанные на долгосрочную перспективу, проводя непопулярные реформы. Управление страной станет в их руках вопросом civic engineering[9], «менеджмента по устранению проблем».
Существует мнение, что за технократию ратует обеспокоенная элита, заботящаяся о том, чтобы бизнес процветал. Так что же, простой народ выбирает популизм, а элиты – технократию? Отнюдь нет. По результатам проведенных в США исследований беззаботно передать власть в руки невыборных экспертов или предпринимателей готовы в том числе и простые люди: «Народ предпочитает наделять властью тех, кто ее не жаждет», – пишут авторы авторитетной книги «Невидимая демократия» («Stealth Democracy»). Большинство граждан хотят, чтобы демократия походила на бомбардировщик Stealth[10] и была невидимой и эффективной. «Успешные бизнесмены и независимые эксперты, даже не обязательно обладающие эмпатией, представляются людьми компетентными и способными и при этом не стремящимися к власти. Многим этого достаточно; во всяком случае, это лучше, чем то представительство, которое предлагается им сейчас»{28}.
Нынешний политический дискурс во многом продолжает «постполитическое» мышление девяностых годов. Во время Third Way[11], Neue Mitte[12] и Cohabitation[13] существовала вера, что идеологические различия остались в прошлом. После десятилетий борьбы левые и правые вдруг стали ходить под ручку. Решение есть, как тогда говорили, его нужно только воплотить в жизнь; дело осталось за «верным управлением». Идеологическая борьба уступила место принципу TINA: There Is No Alternative[14]. Уже тогда была заложена основа для технократизации политического пространства.
В качестве ярчайших примеров подобного поворота к технократии в недавнее время можно назвать Грецию и Италию, где команду правительства возглавляли невыборные главы правительства. С 11 ноября 2011 года по 17 мая 2012 года у власти был Лукас Пападимос, с 16 ноября 2011 года по 21 декабря 2012 года – Марио Монти. В самый пик кризиса специализация этих людей в сфере экономики и финансов (один из них – банкир, другой – профессор экономики) была их главным козырем.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
