Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
Бессилие – вот кодовое слово нашего времени: бессилие гражданина перед лицом правительства, бессилие правительства перед лицом Европы и бессилие Европы перед лицом остального мира. Насмотревшись на бардак у своих ног, каждый бросает взгляд вверх, но в этом взгляде нет ни надежды, ни доверия, а есть отчаяние и гнев. Власть сегодня – это лестница, на которой каждый присутствующий клянет остальных.
Политика всегда была искусством достижения возможных целей, а сейчас она стала искусством микроскопических целей. Потому что неспособность заниматься структурными проблемами сопровождается чрезвычайным вниманием к проблемам тривиальным, подогреваемым съехавшими с катушек СМИ, которые, вполне в русле рыночной логики, стали относиться к раздуванию ничтожных конфликтов с куда бóльшим интересом, чем к своей задаче помогать разбираться в реальных проблемах, тем более что тиражи падают. Другими словами, как никогда ранее мы имеем дело с властью обезумевшей моды. Парламент Нидерландов озадачился этой проблемой в 2009 году. Отчет парламентской координационной группы свидетельствует о недюжинной проницательности: «Ради того, чтобы выжить на следующих выборах, политики все время заняты зарабатыванием очков. А СМИ, приобретающие все более коммерческий характер, более чем охотно предлагают им свои возможности, из-за чего эти три составляющих [политика, СМИ и бизнес] крепко завязаны друг на друга, создавая некий „Бермудский треугольник“, в котором мистическим образом все тонет, и при этом все удивляются, отчего же это происходит. ‹…› Представляется, что вследствие взаимодействия политики и СМИ в политике все большее значение играют случайные факторы. СМИ живут новостями. Сами журналисты в частных беседах говорят от том, что происшествия пользуются у СМИ бóльшим спросом, чем хорошие дебаты, которые тоже случаются»{21}.
Хороший термин – «случайные факторы». Цифры не дадут соврать. За последние годы число устных и письменных вопросов, внесенных предложений и дебатов по горячим темам в нидерландском парламенте резко взмыло вверх – и вместе с ним количество просмотров политических ток-шоу на нидерландском телевидении: ведь для народного избранника нет ничего важнее, чем набрать побольше очков, пока работают камеры. «Депутаты рады каждый день заявлять о том, что они „удручены“, „шокированы“ или „крайне неприятно удивлены“», – отмечает в своем отчете один из информантов. «В XIX веке в Нижней палате было, вероятно, слишком много престарелых юристов; в нынешнем их слишком мало»{22}.
Если погоня за популярностью одерживает верх над исполнением обязанностей, если предвыборная лихорадка становится хроническим заболеванием, если компромиссы называются не иначе как предательством, если партийная политика систематически вызывает презрение, если участие в правительстве оборачивается для партии резким уменьшением числа избирателей, то стоит ли ждать, что в политику пойдет идеалистически настроенная молодежь? Парламент может зачахнуть без притока свежих сил. Все сложнее становится находить новых людей, у которых бы горели глаза: вот и вторичный симптом кризиса эффективности. Политикам уготована та же судьба, что и учителям: раньше это были уважаемые люди, теперь их труд презирают. Очень емко выражает суть происходящего название одной нидерландской брошюры о привлечении новых талантливых политиков: «Найти и удержать»{23}.
Удерживать их непросто, ведь талантливые политики выгорают быстрее, чем раньше. Председатель Евросовета Херман Ромпей недавно сказал следующее: «Работая в условиях нынешней демократии, люди „изнашиваются“ ужасающе быстро. Мы не должны допустить того, чтобы демократия „износилась“ сама собой»{24}.
И в этом вся суть кризиса эффективности: демократия теряет зубы, но, удивительное дело, производит все больше шума. Вместо того чтобы, осознавая свои слабость и ограниченный радиус действия, стыдливо сидеть в уголке и говорить вполголоса, политик может, да что там – должен кричать со всех крыш о своих достоинствах, – выборы и СМИ не оставляют ему другого варианта, – и желательно при этом сжимать кулаки и стоять на своем, вздернув подбородок: ведь это красиво и создает впечатление активных действий. Так ему кажется. Вместо того чтобы смиренно признать, что устройство власти эволюционирует, и искать новые формы управления, которые имели бы смысл, политик продолжает играть в выборно-медийные игры, часто против собственной воли и против воли гражданина, которому всё это начинает надоедать: такая высосанная из пальца, наигранная истерика не способствует возврату доверия. Кризис эффективности только усиливает кризис легитимности.
Результаты соответствующие. Симптомы, которыми страдает западная демократия, столь же многочисленны, сколь расплывчаты, но если собрать их все в одном месте: неявка на выборы, размытость избирательных предпочтений, сокращение численности партий, административное бессилие, политический паралич, боязнь оттолкнуть электорат, недобор рекрутов, компульсивный поиск одобрения, хроническая предвыборная лихорадка, изнуряющий медийный стресс, подозрительность, безразличие и прочие недомогания, – то перед нами возникают очертания синдрома демократической усталости, – болезни еще не описанной, но тем не менее явно присущей многочисленным западным демократиям. Давайте посмотрим на уже существующие диагнозы.
2. Диагнозы
Разносторонние исследования синдрома демократической усталости позволяют выделить четыре отдельных диагноза: виноваты политики, виновата демократия, виновата представительная демократия и – частный случай последнего – виновата выборно-представительная демократия. В предложенном порядке я и собираюсь их рассмотреть.
Виноваты политики: диагноз от популистов
Все политики – карьеристы, они только хотят набить карманы, они паразиты, нахлебники, они понятия не имеют, как живут простые люди, лучше бы они все катились ко всем чертям, – эти штампы давно известны. Популисты жонглируют ими каждый день. Согласно их диагнозу, кризис демократии – это в первую очередь кризис политического персонала. Нынешние правители, рассуждают популисты, образуют демократическую элиту, особую касту, полностью отдалившуюся от нужд и тревог простого народа. Неудивительно, что демократия переживает тяжелые времена!
В Европе мы почти дословно слышали это из уст таких политиков со стажем, как Сильвио Берлускони, Герт Вилдерс и Марин Ле Пен, но также и от новеньких, вроде Беппе Грилло в Италии и Норберта Хофера в Австрии, и от партий «Йоббик» (Венгрия), «Истинные финны» (Финляндия) и «Золотая Заря» (Греция). В англоязычном мире мы наблюдали зрелищное продвижение таких фигур, как Найджел Фарадж и, естественно, Дональд Трамп. Они считают, что от синдрома демократической усталости существует относительно простое средство, а именно: более адекватное представительство населения, точнее говоря, более народное представительство населения, желательно за счет большего количества голосов за их же популистскую партию. Лидер такой партии позиционирует себя как прямой представитель народа, некий рупор его истинных чувств, олицетворение common sense[6]. Он утверждает, что уж он-то, в отличие от своих коллег, близок к простому народу. Он выражает словами то, что они думают, и делает то, что нужно. Популистский политик заодно с народом, – вот их риторика.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 39
