Огромная страна (18 провинций, 180 областей, полторы тысячи уездов) управлялась из одного центра. Разветвленная система коммуникаций позволяла достаточно быстро получать сведения из любого конца страны. Губернаторы, наместники, чиновники военные и гражданские — их, кстати, было совсем немного: на 300 млн. населения — всего 27 тысяч, были главным инструментом управления и со своей задачей справлялись. Правда, сама система государственного управления в основе своей имела иные, отличные от европейских, принципы построения. Что европейцы поняли совсем не скоро….
К началу XIX века Китай был так же загадочен для Европы, как и во времена Марко Поло. Занятая сначала американскими войнами, затем французской революцией и войнами с Наполеоном Европа не особенно интересовалась Дальним Востоком. Хотя уже тогда предпринимались усилия для проникновения на китайские рынки: англичане несколько раз высказывали китайскому правительству намерение ввести свои гарнизоны на территорию португальской колонии Макао — якобы для защиты таковой от возможной французской интервенции. Китайцы на эту фишку не купились, и англичанам оставалось ждать подходящего момента для реализации весьма перспективного замысла.
Наполеоновские войны сыграли довольно значимую роль для развития Англии. С одной стороны, Англия становилась лидером европейского экономического развития, поскольку имела все возможности обогнать европейские государства, втянутые в войну, с другой стороны — ее ресурсы резко дорожали. Промышленный капитал начинал обгонять торговый, купцов постепенно вытесняли за пределы страны. Выход был один: двигаться в колонии уже наличествующие и потенциально предполагаемые. Что и произошло, в конечном счете. Уже в 1816 году была предпринята еще одна миссия в Китай, лорда У. П. Амхерста, в ходе которой предполагалось разрешить на условиях договоров противоречия, возникшие между купцами Ост-Индской компании и китайцами.
Авторская пометка на полях. После завоевания Западной Бенгалии, производившей громадные объемы опиума, англичане начали активно вбрасывать его на китайский рынок. Поскольку в большинстве своем это был контрабандный товар, цена его была громадной, а последствия привыкания — самыми ужасными. Англичане убивали одним выстрелом двух зайцев: получали живые деньги для приобретения дорогостоящих китайских товаров (в начале XIX века торговый дефицит был в пользу Китая — «у нас есть абсолютно все», и это «все» стоило в Европе баснословных денег) и одновременно подрывали финансовую систему страны. В Китае были государственные деятели, намеренные пресечь эту торговлю на корню, даже не совсем законным вооруженным путем, однако англичане вели свою линию упорно и непреклонно: с 1800 по 1838 год количество ввозимого опиума возросло в 20 раз: с 2 тысяч до 40 тысяч ящиков. Опий угробил страну меньше чем за десять лет. Мало того, что от него умирали десятками тысяч, мало того, что он обрекал на голод сотни тысяч, — он еще и порождал чудовищную коррупцию, поскольку чиновники получали свой «процент с оборота». Страна покатилась в пропасть. Англичане предпочитали называть это «противоречия, возникшие в торговле».
Миссия потерпела полный провал: лорд точно также отказался от уже известной нам процедуры «простирания ниц» для выражения покорности и почтения китайскому императору; как следствие, ни одно из его требований не было даже рассмотрено цинским двором…
Тем не менее европейцы озаботились тщательным изучением системы государственного устройства Китая — дабы понять, каким образом можно в этой системе позиционировать свои ценности и приоритеты. В том числе и те, которые позднее назовут либеральными. Насчет свободной торговли и конкуренции… Но реальных намерений до поры до времени предусмотрительно не афишировали.
Итак, Китай двадцатых годов XIX европейцы увидели таким.
На самой верхушке цинского общества стоял Богдыхан, он же император. Вместе с ним к высшему сословию — хотя и ниже рангом — относились придворная аристократия и военная верхушка — цичжень, императорская гвардия из так называемой «восьмизнаменной» армии. К последним относились родовитые маньчжуры, прямые потомки завоевателей, монголы и ханьцзюни — этнические китайцы, сумевшие за различные заслуги попасть в гвардию. Права аристократии — как военной, так и гражданской — были наследственными. Ниже аристократии, призванной управлять, на иерархической лестнице находился народ — минь. Минь разделялся на четыре неравных сословия: ши — сословие чиновников, нун — сословие земледельцев, гун — сословие ремесленников и шан — самое низшее сословие торговцев. Основа экономической доктрины конфуцианства: земледелие — ствол, ремесло и торговля — ветви. Экономика, созданная по такому принципу, может прокормить огромное количество людей. Но создать промышленное производство для нее большая проблема.
Территориально Китай разделялся на несколько частей. Наиболее населенной частью являлся так называемый «застенный» Китай — территория, расположенная южнее Великой стены. Севернее располагалась малонаселенная и диковатая Маньчжурия, куда до 1878 года китайцам было вообще запрещено переселяться. На Западе располагались территории мусульман, — вечно бунтующие и грызущиеся между собой. Деревенский характер административного устройства отражал всестороннее превосходство сельского хозяйства над промышленностью. Города находились в подчиненном положении по отношению к деревне, ручной труд преобладал в ремесленничестве, торговля слабела. Возрастала продовольственная проблема, зрели противоречия сословий.
К тридцатым годам XIX века Китай находился в состоянии глубокого кризиса: экономического, политического, идеологического. Попытки противодействовать активности иностранных купцов, захвативших внешнюю торговлю и стремившихся на внутренние рынки, были достаточно хаотичными и противоречивыми. Еще в 1757 году европейцам, голландцам и португальцам, была совершенно запрещена торговля в Китае — за исключением двух портов, Макао и Кантона. Посредником во всех сделках должно было выступать специально для этого созданное торговое общество Кохонг, ответственное перед правительством. Подобного рода посредничество порождало коррупцию и сильно стесняло торговлю. До той поры, пока английская Ост-Индская компания, постепенно подмявшая под себя всех конкурентов, была монополистом в китайской торговле, положение было относительно терпимым: ворон ворону глаз не выклюет. Но в апреле 1834 года компания лишилась своего исключительного положения, в Китай были готовы ринуться тысячи купцов, сотни компаний, за которыми стояло английское массовое производство. Китайский протекционизм становился тормозом этому процессу. Прекрасно понимая, что за всем этим стоит китайская государственная машина, англичане уже поняли, каким образом эту машину можно разрушить: через развал финансовой системы. Опий, который они контрабандно ввозили из Индии, был главным «бойцом невидимого фронта»: он поглощал огромные средства, вывоз серебра из страны принял катастрофические размеры. Попытка властей радикально противодействовать ввозу опиума в страну привела к войне, которую впоследствии назвали первой опиумной. Наиболее удачное определение этим войнам было дано А. М. Бутаковым и А. Е. Тизенгаузеном в их фундаментальном исследовании «Опиумные войны»: они назвали их «полицейскими». То есть призванными устанавливать порядки — чаще всего неписаные, выгодные Англии там, где Англия считает нужным их установить.
