Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
Николай Павлович взял со стола салфетку и, промокнув усы, отложил её в сторону.
— Впервые слышу. Но если это так, — произнёс он, глубоко задумавшись, — в этом кроется какая-то загадка. Разве для того этого делается, чтобы доказать, что мы не способны к управлению, к владычеству над азиатскими народами, что у нас один кулак справляется с горцами? — Он поджал губы и слегка наклонил голову, всем своим видом показывая, что, будь его воля, он сделал бы всё необходимое, дабы охладить административный пыл великого князя Михаила Николаевича, нимало не сомневаясь в действенности своих доводов и его благоразумии. — Переселение горцев с черноморского берега, возможно, и было обоснованно в течение вооружённых с ними столкновений, ради скорейшего прекращения борьбы, но продолжение этого выселения — позор для русского правительства.
— Да, да! — воскликнул Эммануил Яковлевич, которому ответ Игнатьева показался изумительным по смелости и, честно говоря, обворожительным. — Именно так и можно понимать сию угрозливую акцию. Зачем отдавать туркам сотни тысяч живого, крепкого народонаселения?
— Мы и так уже отдали им целую армию в течение последних четырёх лет! — возмущённо заметил полковник Франкини и, не ведая, как лучше справиться со своим гневом, резко воткнул вилку в кусок мяса, лежащий на его тарелке. — Почти шестьсот тысяч горцев! Неужели у нас такой переизбыток населения?
— Я полностью с вами согласен, — откликнулся Николай Павлович, обращаясь к своему атташе и переводчику. — Подобное переселение — явление ненормальное в жизни народов. Его нельзя сравнить с ирландским. В случае войны с Англией в Средней Азии, даже с Турцией и Персией, стоило двинуть нам множественные толпы кавказцев, и вся Азия была бы наша.
— Несомненно! — встал на его сторону Франкини и глаза его воинственно сверкнули. — А наш иерусалимский консул пламенно стоит за выселение.
— Надо будет с ним поговорить, — сказал Игнатьев, понимая, что речь идёт об Андрее Николаевиче Карцове, человеке нервном и своеобразном. — Возможно, мне удастся переубедить его.
После обеда он разговорился с настоятелем посольской церкви архимандритом Антонином (Капустиным). Николай Павлович расспросил его о насущных заботах, обещал всячески помогать в благих делах и с особым приподнятым чувством отстоял с женой на всенощной, на указанном ему «посольском месте».
В субботу они исповедались, миропомазались, а в воскресенье причастились Святых Христовых Тайн вместе с Павлушей, которого всю службу держал на руках Дмитрий Скачков.
Глава IVПрошло совсем немного времени и султан Абдул-Азис, приняв верительные грамоты у иностранных дипломатов, почтительно склонявших голову перед его величеством, владыкой Порты, устроил в их честь торжество, на котором жена русского посла Екатерина Леонидовна Игнатьева была единодушно признана королевой бала!
Абдул-Азис галантно вручил ей презент: изумительную диадему и колье.
Это был поистине царский подарок: в колье сверкало девять бриллиантов, а в диадеме — девяносто!
Ослепительное украшение.
— Я не знаю, как выглядела Афродита, но смею думать, что она бы не решилась примерить эту диадему, стоя рядом с вами перед зеркалом, — сказал он с изысканной дерзостью. Сказал чуть слышно. По-французски.
— Я очень тронута, ваше величество, — почувствовав, как слёзы счастья застилают ей глаза, промолвила Екатерина Леонидовна, впрочем, с приятным достоинством. — Вы так благосклонны ко мне, так щедры, что я невольно умолкаю, дабы не наскучить вам своей излишне пылкой болтовнёй.
— А? Каково? — наклонился посланник Пруссии граф Брасье де Сен-Симон к уху своего секретаря, услыхав её блистательный ответ. — Да она больше дипломат, нежели сам Игнатьев. Не зря австрияки боятся, что новый посланник России со своей супругой вскоре будут чувствовать себя в Константинополе, как на посольской даче. — Заметив взгляд австрийского посланника, не очень дружелюбного при встречах, он горделиво вздёрнул подбородок, рисуясь, подкрутил усы и нарочито приосанился. — Я вдруг поймал себя на мысли, что сядь она на российский престол, многие бы вскоре поняли, что такую штучку голыми руками не возьмёшь!
— Она и держится как настоящая царица, — внезапно севшим голосом ответил секретарь, не отводя восхищённого взора от супруги русского посла. — И держится она так не потому, что «королева бала», а потому что рождена быть ею.
Он был взволнован до крайности.
— Екатериной III? — спросил Брасье де Сен-Симон, и его секретарь молча кивнул, мол, да, Екатериной III.
Фурор, который произвели красота и обаяние молодой русской посольши, был поистине необычайным.
— У неё прелестная улыбка, — прикрывая дряблое лицо своё китайским веером, с восторгом прошептала баронесса Редфильд находившейся подле неё жене французского посла.
— А глаза? — спросила та, пытаясь рассмотреть в лорнет лицо мадам Игнатьевой.
— И столько сдержанности, столько благородства, — не отвечая на вопрос, но продолжая источать восторги, произнесла баронесса, провожая взглядом своего супруга, известного банкира Жана-Доминика Аарона Редфильда, степенно направлявшегося в сторону буфета.
— Да, падишах не сводит с неё глаз, — со вздохом зависти произнесла супруга итальянского посланника своему мужу, который хмуро отозвался:
— В то время, как она их опускает.
— Это чудо! — продолжала восхищаться итальянка, не сводя глаз со столь красивой «королевы бала». — Вот оно искусство покорять сердца мужчин.
— Сердца монархов. Так будет точнее.
— Она божественна! На вид ей лет семнадцать.
— На самом деле она старше.
— И на много?
— На пять лет.
— Выходит, ей уже за двадцать… двадцать два?
— Считай сама.
Судя по репликам и пересудам, женским и мужским оценкам, новоявленная «королева» не прилагала никаких усилий, чтобы понравиться султану. Напротив, складывалось впечатление, что она страшится влюбить его в себя.
Старший советник прусского посольства, высокий, синеглазый, обаятельный блондин в отлично сшитом фраке, сойдясь возле буфета со своим коллегой из британской миссии и явно поджидая направлявшегося к ним барона Редфильда, любителя шампанских вин, смешливо скривил губы.
— Наши посольские куклы сразу сникли.
Лакей поднёс ему фужер с «Madame Kliko» и он привычно снял его с подноса.
— Вы только посмотрите на жену австрийского посла: самолюбие её потрясено, это уж точно.
Англичанин усмехнулся и, пригубив свой бокал с вином, пустился в небольшое рассуждение.
— Иначе и быть не могло. Стоит женщине увериться в своём очаровании, в той красоте, которой обладает её тело, магически влекущее к себе сердца и взгляды, с ней происходит резкая метаморфоза, и там, где она раньше уступила бы разумной мужской логике, нисколько не смущаясь этим фактом, её собственная начинает бунтовать и требовать — нет, не поблажек и уступок! — это бы ещё куда ни шло, а полной, так сказать, капитуляции чужого, не угодного ей, мнения.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 147
