Глава четвёртая
Ада проснулась оттого, что дверь её гардероба со скрипом растворилась. Фавн Шаун протрусил к выходу из спальни, сжимая зонтик, который она ему подарила. Ада бросила взгляд на часы двоюродного дедушки, стоящие на каминной полке.
– Сейчас полночь! – воскликнула она. И зевнула.
– Ну да, – ответил фавн и робко улыбнулся. – Странно, что ты ещё в постели.
– А где же мне ещё быть? – сонно пробормотала Ада. – Ночь на дворе!
Шаун фыркнул.
– Я и забыл, какие странные вы, люди! Полдень – время для сна, а не такая чудесная летняя ночь, как сейчас![5]
– А что, ночь и впрямь так чудесна? – спросила Ада, садясь в кровати.
– Взгляни сама, – ответил фавн, указывая зонтиком в окно.
Ада увидела, как полная луна струит свой серебряный свет через распахнутые занавески.
– И впрямь чудесно, – признала Ада, вскакивая с кровати и нашаривая свои канатоходные тапочки.
– Я знал, что ты оценишь! – обрадовался Шаун. – А теперь, мисс Ада, не угодно ли последовать за мной и познакомиться с группой?
– С группой?
– Ну да, они ждут меня в саду.
Фавн Шаун процокал к двери комнаты и распахнул её.
Ада поспешала изо всех сил, чтобы не отстать от него, пока они спускались по лестнице, выходили из дому и углублялись в сад. Полная луна заливала всё вокруг чудесным серебряным светом, тёплый ночной воздух полнился ароматами цветов и свежескошенной травы. На дальнем конце пруда, посреди цветочного луга, виднелась группа сидящих фигур. Заметив приближение Ады и Шауна, они встали и вежливо помахали им.
– Это и есть та юная леди, о которой я вам рассказывал, – провозгласил Шаун. – С превосходным гардеробом.
Высокая девушка с буйной зелёной шевелюрой кивнула. После чего возложила на голову Аде очаровательный венок, сплетённый из васильков.
– Вольная душа, как я погляжу, – произнесла она звучным музыкальным голосом. – Я – Корделия Куща, дриада и стилист пастушек и пейзанок.
Она повернулась к остальным и добавила:
– А это – мои товарки: Клара Цокотук, Хегарти Зáборн и Ива Нова.
Клара Цокотук, наполовину женщина и наполовину лошадь, хихикнула (или скорее, заржала). Хегарти За́борн, выглядевшая так, словно она продиралась через забор на заднем дворе, сделала неуклюжий реверанс. Что касается реакции Ивы Новы, Ада не могла сказать о ней ничего определённого, потому что та была покрыта с головы до пят лозою плакучей ивы, но она отчётливо прищёлкнула пятками своих сандалий.
– А я – Бъёрк Бъёрксдоттир, исландская пастушка и козло-ведунья, – сказала маленькая девушка с лицом эльфа, выходя вперёд и щекоча Шауна пальчиком за ушами. Фавн запунцовел.
– Мы – «Леди ГАГАГА», – продолжила Корделия. – То есть «Городская ассоциация гламурных аранжировщиц гирлянд Англии». У нас хор – и лорд Гот был так любезен, что пригласил нас выступить на своём музыкальном фестивале. Вот только зря он «Бандидов» тоже пригласил.
– Каких ещё «Бандидов»? – удивилась Ада.
– «Барды и английские друиды». Группа, собранная из садовых отшельников, – объяснила Клара Цокотук, сердито пристукнув копытом.
В этот момент над водой пронеслись громкие вопли и грубый гогот. Присмотревшись, Ада увидела огни, горящие в Печальных руинах – тщательно поддерживаемой копии греческого храма, возвышавшегося над прудом позолоченных карпов. Под пристальными взорами Ады и всех леди ГАГАГА двери храма распахнулись, и из них наружу вывалилась группка странно выглядевших фигур. Крича и хохоча со всей мочи, они кубарем скатились с небольшой горки, начинающейся от подножия храма, и плюхнулись в пруд, подняв гору брызг. Через мгновение из воды показалось, отфыркиваясь, пять голов, и фигуры начали брызгаться друг на друга.
– Хороши отшельники, нечего сказать, – презрительно процедила Корделия Куща. – В ухоженном саду это ещё куда ни шло, прибавляет пикантности, но мы тут ничего привлекательного не находим. Правда, девочки?
– Как грубо и неуклюже! – фыркнула Клара Цокотук.
– Переходит все границы! – добавила Хегарти За́борн.
– И ничуть не музыкально, – надменно заметила Бъёрк Бъёрксдоттир. – Просто нам подражают.
Ива Нова лишь испустила короткий вздох откуда-то из-под занавеси ивовых ветвей.
– Это Мак-Оссиан, тартановый бард, Кеннет Батонч, камбрийский друид, Герман Гремит, баварский бард и самый ужасный из них – юный Томас Чаттерброд со своей говорящей куклой – монахом Роули, – перечислила Корделия, пересчитывая «отшельников» по пальцам.
– Вижу-вижу, – ответила Ада.
«Бандиды» тем временем выбрались из пруда и наперегонки полезли вверх по холму, обратно к Печальным руинам, подбадривая друг друга шлепками мокрой одежды и надрываясь от хохота. Самому молодому из них, носившему накладную бороду, пришлось даже остановиться и насадить обратно голову своей говорящей кукле, которая и впрямь оторвалась. Что в свою очередь вызвало новый взрыв смеха. Наконец они добрались до храма и захлопнули за собой дверь изнутри.
