Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
У моего отца в Кочо была репутация очень патриархального и благочестивого езида. Он заплетал длинные волосы в косички и покрывал голову белой тканью. Когда Кочо посещали «каввали» – странствующие проповедники, играющие на флейте и барабанах и распевающие религиозные гимны, – он торжественно приветствовал их вместе с несколькими другими мужчинами. Его громкий голос часто было слышно в «джевате» – доме собраний, где собирались мужчины поселка, чтобы задать нашему мухтару вопросы о религии или о текущих делах.
Несправедливость ранила моего отца сильнее физической боли, а гордость придавала ему сил. Его приятели обожали слушать истории о его героизме, например, как он спас Ахмеда Джассо от соседнего племени, решившего убить нашего мухтара. Или как однажды из конюшен предводителя арабов-суннитов сбежали арабские скакуны, и мой отец, размахивая пистолетом, спас Халафа, бедного фермера из Кочо, которого обнаружили в поле верхом на одном из скакунов.
– Твой отец всегда старался поступать правильно, – сказал один из его друзей после его смерти. – Однажды он пустил переночевать одного курдского повстанца, за которым гнались иракские военные, хотя этот повстанец привел к его дому полицию.
Тогда полицейские хотели арестовать обоих, но отцу каким-то образом удалось оправдаться. «Я помог ему не из-за политики, – сказал он. – Я помог ему, потому что он человек и я человек». И полицейские их отпустили.
– Потом этот повстанец стал другом Масуда Барзани, – вспоминал друг, не перестававший удивляться этому факту спустя столько лет.
Мой отец не любил ввязываться в драки, но когда надо, он их не сторонился. В одном столкновении он потерял глаз, и оставшийся в глазнице небольшой шар молочного цвета, похожий на мраморные шарики, которыми я играла в детстве, делал его вид весьма угрожающим. Я часто думала, что если бы мой отец был в живых, когда в Кочо пришли террористы из ИГИЛ, то он бы точно возглавил восстание против них.
От беременной езидской женщины ждут, что она будет собирать ветки для растопки, сажать и пропалывать растения и водить трактор до самых родов, а после начнет брать младенца с собой на работу.
К 1993 году, когда я родилась, отношения между моими родителями разладились, и мать страдала из-за этого. За несколько лет до этого в ирано-иракской войне погиб старший сын отца, и после этого, как говорила мать, все пошло не так. Мой отец привел в дом другую женщину, Сару, женился на ней, и она стала жить со своими детьми в той части дома, которую моя мать долго считала своей. Многоженство в езидизме не запрещено, но не каждому в Кочо сошло бы это с рук. Впрочем, моему отцу никто не задавал лишних вопросов. К тому времени, когда он женился на Саре, у него уже было много земли и скота, и когда выживать в Ираке из-за санкций и войны стало труднее, ему потребовалась большая семья – больше, чем могла ему обеспечить моя мать.
Мне до сих пор трудно осуждать своего отца за то, что он женился на Саре. Любой человек, чье выживание зависит от количества выращенных за год помидоров или от поиска лучших пастбищ для овец, поймет, зачем нужна еще одна жена и больше детей. Тут дело не в личных отношениях. Хотя позже, когда он официально покинул мою мать и отправил нас жить в небольшую постройку за домом почти без денег и земли, я поняла, что его решение было не только прагматичным. Он любил Сару сильнее моей матери. Я просто смирилась с этим, как и с тем, что сердце моей матери было разбито, когда он привел домой новую жену. После того как отец нас бросил, она часто повторяла мне и двум моим сестрам, Дималь и Адки: «Огради вас Бог от того, что пережила я». Я хотела походить на нее во всем, кроме того, чтобы оказаться брошенной.
Мои братья были не такими терпимыми. «Бог заставит тебя заплатить за это!» – как-то воскликнул Масуд в ярости. Но даже они признавали, что жизнь стала легче, когда мама и Сара перестали бороться за внимание отца. За несколько лет мы научились существовать рядом. Каждый день по пути в начальную школу я проходила мимо их дома – дома, в котором родилась; их собака не лаяла на меня. Мы вместе проводили выходные, и отец иногда отвозил нас в город Синджар или к горе Синджар.
В 2003 году у него случился сердечный приступ, и он сразу как-то постарел и уже не вставал с кресла в больнице. Через несколько дней он умер – казалось, не столько от больного сердца, сколько от стыда за свою немощность. Масуд пожалел, что накричал на него.
Моя мама была глубоко религиозной женщиной, верившей в знамения и в сны, с помощью которых езиды толкуют настоящие события или стараются узнать будущее. Когда на небе появлялся новый полумесяц, она выходила во двор и зажигала свечи. «В такое время дети чаще болеют и попадают в беду, – объясняла она. – Я молюсь, чтобы ничего такого не случилось с вами».
У меня часто болел живот, и тогда мама отводила меня к езидским целителям, которые давали мне травы и отвары; мама заставляла меня их пить, хотя я ненавидела их вкус. Когда кто-то умирал, она посещала «кочека» – езидского мистика, который следил, чтобы умерший перешел в загробную жизнь. Перед тем как покинуть Лалеш – долину на севере Ирака, где расположены наши главные храмы, многие паломники-езиды заворачивают немного земли в маленькие треугольные платки и хранят их в карманах или в бумажниках в качестве талисмана. Мама всегда держала при себе такой платочек со священной землей, особенно после того, как мои братья стали уходить из дома и работать на военных. «Им нужна защита, Надия, – говорила она. – Они занимаются очень опасным делом».
Она отличалась практичностью и трудолюбием и старалась, как могла, сделать нашу жизнь лучше. Езидские поселения самые бедные в Ираке, а наша семья считалась бедной даже по езидским меркам, особенно после того, как родители разошлись. Несколько лет мои братья рыли колодцы вручную, спускаясь во влажную землю все ниже и ниже и стараясь не переломать себе кости. Вместе с мамой и сестрами они обрабатывали земли других людей, получая в качестве оплаты немного помидоров и лука. Первые десять лет моей жизни у нас редко бывало мясо на обед; мы в основном питались вареными овощами, а братья покупали новые штаны, только когда через старые начинали просвечивать ноги.
Постепенно благодаря стараниям матери и экономическому росту в Ираке после 2003 года наше положение, как и многих езидов, улучшилось. Курдское правительство разрешило брать на службу езидов, и братья устроились в пограничную охрану и в полицию. Это действительно была опасная работа – брат Джало с отрядом полиции охранял аэропорт Талль-Афара, и этот отряд потерял много людей в первый год службы, но платили там хорошо. В конце концов мы переехали с земли отца в свой собственный дом.
Люди, которые знали мою мать только как религиозную и трудолюбивую женщину, удивлялись, обнаружив, что она умеет быть веселой и превращать все в шутку, даже тяжелые переживания. Она понимала, что почти наверняка не выйдет больше замуж, но даже это ее не огорчало.
Однажды, через несколько лет после ее расставания с отцом, в Кочо приехал один мужчина. Он надеялся привлечь внимание матери, но она, услышав, как он входит в дом, схватила палку и побежала за ним, крича, что ни за что не выйдет за него. Вернувшись, она хохотала без остановки. «Вы бы видели, как он перепугался! – повторяла она, изображая его гримасу, пока мы все не покатились со смеху. – Если и выходить замуж, то уж точно не за мужчину, который убегает от старухи с палкой!»
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
