— Поглядим, как будут выходить эти немецкие принцессы, — бормотала Екатерина. — И тебе полезно знать, которая из них...
Она не договорила, но Константин понял: вот тут, теперь, у окна, решится его судьба.
Из окна весь парадный подъезд был виден, как на ладони — фонари блистали так ярко, что за кругом света темнота как будто сгущалась ещё больше. Широкая мраморная лестница, устланная ковром, заполнена была блестящими вельможами, вышедшими встретить знатных гостей.
Екатерина послала для встречи кобургских принцесс роскошную карету, и они ещё по дороге пересели из старого, покрытого кожей, жёсткого возка в удобный и вместительный рыдван[4].
Едва карета остановилась перед парадным подъездом, из неё выскочила старшая немецкая принцесса. Щеголиха и резвушка, она быстро взбежала по лестнице, с изумлением оглядывая блестящие мундиры и енотовые шубы встречающих.
— Ровно вьюн какой, — покривилась Екатерина.
Средняя чуть замешкалась, держась за дверцу, высунула ногу в лёгком башмаке, ступила на следующую подножку, но не удержалась и повалилась прямо на руки лакеев, поддержавших неловкую девушку.
— Экая недотёпа, — дёрнула плечом Екатерина.
Настала очередь младшей выйти из тёмного нутра кареты. Осторожно, не придерживая длинные тёмные юбки, она сошла ровно и спокойно, словно всегда делала это, взошла по ступенькам лестницы, поворачивая голову в допотопном капоре с достоинством и величавостью.
— Хороша, — отметила Екатерина, и Константин понял, что в эту самую секунду судьба его решилась: вот эта третья, лица которой даже разглядеть было невозможно, уже стала его невестой. Раз уж решила бабушка, выбор её никто отменить не может.
— Бедноваты, — тут же сказала Екатерина, — ну да это не беда...
Константин тоже всматривался в трёх принцесс — весь двор начал бы хохотать над их потрёпанными заячьими шубками, едва доходившими до колен, широкими тёмными юбками, старомодными капорами, отделанными тем же крашеным зайцем.
— Ничего, — вздохнула Екатерина, — приоденем — заблистают...
Подозрительность и наблюдательность Екатерины простирались до того, что, прежде чем доставить багаж в комнаты принцесс, она приказала принести его к себе. Но сделала это уже без Константина: не хотелось ей, чтобы внук выказал презрение к бедности своей будущей невесты. И опять легко улыбнулась Екатерина: даже она, приехав в Россию с двумя-тремя платьицами, парой чулок и нижних рубашек, была побогаче этих принцесс. Очень хорошо, будут покорны, ослеплены блеском и роскошью её двора, станут влюблёнными глазами смотреть в неказистое лицо Константина.
Екатерина хорошо знала злые языки своих придворных и потому сразу же послала принцессам две громадные корзины, заполненные ворохами драгоценных материй, и отправила десятка два лучших портных дворца — обшить, приодеть, принарядить девушек хотя бы к первому представлению императрице.
Плохо одеты, бедны, но какая же богатая родословная сопровождала их! Происходили они из знаменитого Саксонского дома, начало которому положил Витекинд, предводитель саксов-язычников, упорно противостоявший ещё Карлу Великому, французскому королю, вешавшему язычников на всех деревьях своей обширной империи. Конец восьмого века, времена, покрытые седой стариной.
Екатерина подробно объяснила Константину всё это, он был раздавлен, унижен такой славной родословной. Однако Екатерина утаила от него, что принадлежали принцессы к младшей ветки этого саксонского родословия. Владения Саксен-Заафельд-Кобургов были теперь самые незначительные, как говорится, курице некуда ступить, но русская императрица словно провидела будущее: представители этой знатной нищей фамилии в любое время могли занять три королевских престола — бельгийский, португальский, великобританский. Потому и считалась эта фамилия в Европе такой значительной...
Родство завидное, и Константину необходимо это понять. Но мальчишка упрям и своенравен. Приискав Александру невесту из принцесс Вюртембургских, Екатерина вторую, младшую, прочила за Константина. Александр не возразил ни слова, хоть и заметно было, что теперь он очень ровен и холоден с женой. А Константин взъярился, наговорил грубостей и от второй принцессы Вюртембургской наотрез отказался. Ну да ныне вроде поумнел и должен понимать, что царские браки не для души, а для продления власти династии. Впрочем, младшая Вюртембургская и самой Екатерине не понравилась: девочке не было и тринадцати, она ещё совсем не оформилась, была худа, как щепка, с плоскими грудью и задом, с тонкими ручками, заканчивающимися широкими ладонями. Екатерина знала, что со временем этот гадкий утёнок превратится в настоящую красавицу, но у Константина не было интуиции бабушки.
Младшей Вюртембургской пришлось уехать ни с чем. Зато Екатерина щедро одарила её, наговорила ласковых комплиментов, и бедная девочка с тех пор грезила лишь об обширном русском царстве, где так холодно и так роскошно...
20 октября 1795 года владетельная герцогиня Кобургская и три её дочери были, наконец, представлены Екатерине. Она ласково приняла их, собственноручно надела на них ленты и бриллиантовые знаки ордена Святой Екатерины и в тот же день посетила их апартаменты, приведя с собою и Константина.
Восторженное и изумлённое письмо отправила на другой день герцогиня своему мужу в Кобург. Описав роскошь обстановки, невиданную прелесть Зимнего дворца, она перешла к описанию будущего жениха какой-нибудь из её дочерей:
«Константин кажется с виду не менее 23 лет, и видно, что он ещё подрастёт. У него широкое круглое лицо, и если бы он не был курнос, то был бы очень красив. У него большие голубые глаза, в которых много ума и огня. Ресницы и брови почти совсем чёрные, небольшой рот и губы совсем пунцовые. Очень приятная улыбка, прекрасные зубы и свежий цвет лица. У обоих братьев такие здоровые лица, такое крепкое, мускулистое телосложение, что они резко отделяются от всех придворных кавалеров. В ясном взгляде их видны благородная кровь и душа неиспорченная. Константин, кажется, воин и душой и телом, со всей военной ловкостью... У Александра черты лица гораздо более правильные и выражение лица прелестное, но у Константина более блеску в глазах и глаза красивее. У Александра придворные, располагающие манеры, и он разговорчивее в обществе... Оба брата чрезвычайно привязаны друг к другу и постоянно вместе, но у Константина более характеру, и оттого он совершенно владеет братом, что не мешает, однако, их взаимному доверию...»
Читая эти строки, Екатерина только усмехалась: немного же разглядела герцогиня Кобургская в обоих братьях...
ГЛАВА ВТОРАЯТрясясь в старом, неудобном, продуваемом насквозь встречным морозным ветром возке, крытом износившейся рогожей, Ласунская с тоской и злобой припоминала все подробности своей неудавшейся поездки в столицу, раздумывала о беспросветной жизни в крохотной бедной деревушке, где ещё сохранился теперь уже разваливающийся господский дом, требующий ремонта, дров и ухода, о ленивой дворне, норовящей стащить, что плохо лежит, о замшелых избушках, расположенных по Тверскому тракту, о хитром и пронырливом старосте, все доклады которого начинались лишь с одного: неурожай, скот мрёт, крестьянишки обнищали, выгоны сокращаются, межи порушены, жадные и ухватистые соседи запускают стада коров и свиней, коз и телят в её огороды.
