«Двор Екатерины и Павла, заимствовавший тон и манеры у Версальского… — пишет Ф. Ф. Вигель, — сделался убежищем вкуса и пристойности и начинал служить образцом другим дворам Европы».
В то же время этикет, насаждаемый Павлом I, становился ненавистен дворянству.
«Ни один офицер, — вспоминает Н. А. Саблуков в «Записках о времени императора Павла и его кончине», — ни под каким предлогом не имел права являться куда бы то ни было иначе, как в мундире… офицерам вообще воспрещалось ездить в закрытых экипажах, а дозволяется только ездить верхом или в санях, или в дрожках. Кроме того, был издан ряд полицейских распоряжений, предписывавших всем обывателям носить пудру, косичку или гарбейтель и запрещавших ношение круглых шляп, сапог с отворотами, длинных панталон, а также завязок на башмаках и чулках, вместо которых предписывалось носить пряжки. Волосы должны были зачесываться назад, а отнюдь не на лоб; экипажам и пешеходам велено было останавливаться при встрече с высочайшими особами, и те, кто сидел в экипажах, должны были выходить из оных, дабы отдать поклон августейшим лицам».
Мужчины, встретив на улице императора, должны были сбрасывать на землю верхнее платье, снимать шляпу и, поклонившись, стоять, пока государь не пройдет. Дамы, не исключая и государыни, должны были выходить из экипажа и также, спуская верхнее платье, приседать на подножках.
«Император ежедневно объезжал город в санях или в коляске, в сопровождении флигель-адъютанта, — читаем в мемуарах А. Чарторижского. — Каждый повстречавшийся с императором экипаж должен был остановиться: кучер, форейтор, лакей были обязаны снять шапки, владельцы экипажа должны были немедленно выйти и сделать глубокий реверанс императору, наблюдавшему, достаточно ли почтительно был он выполнен. Можно было видеть женщин с детьми, похолодевшими от страха, выходящих на снег во время сильного мороза, или в грязь во время распутицы, и с дрожью приветствующих государя глубоким поклоном. Императору все казалось, что им пренебрегают, как в то время, когда он был великим князем. Он любил всегда и всюду видеть знаки подчинения и страха, и ему казалось, что никогда не удастся внушить этих чувств в достаточной степени. Поэтому, гуляя по улицам пешком или выезжая в экипаже, все очень заботились о том, чтобы избежать страшной встречи с государем. При его приближении или убегали в смежные улицы, или прятались за подворотни…
Император хотел установить при дворе такие же порядки, как и на парадах, в отношении строгого соблюдения церемониала при определении, как должны были подходить к нему и к императрице, сколько раз и каким образом должны были кланяться…
При церемонии целования руки, повторявшейся постоянно при всяком удобном случае, по воскресеньям и по всем праздникам нужно было, сделав глубокий поклон, стать на одно колено и в этом положении приложиться к руке императора долгим и, главное, отчетливым поцелуем, причем император целовал вас в щеку. Затем надлежало подойти с таким же коленопреклонением к императрице и потом удалиться, пятясь задом, благодаря чему приходилось наступать на ноги тем, кто подвигался вперед. Это вносило беспорядок, несмотря на усилия обер-церемониймейстера, пока Двор лучше не изучил этот маневр и пока император, довольный выражением подчинения и страха, которое он видел на всех лицах, сам не смягчился в своей строгости».
«Целование руки государя и падение пред ним на колени происходило теперь при каждом удобном случае, и требовалось не соблюдение только формы: требовалось, чтобы император слышал звук удара колен о пол и чувствовал поцелуй на своей руке. Сколько людей боялись при этом показаться недостаточно усердными, не по отсутствию доброй воли, а в силу какой-либо случайности! Сколько придворных, подчиняясь этим обычаям, старались при этом сохранить хотя вид достоинства!..
Выходы царские, к которым прежде относились с большим уважением, являлись теперь какими-то сборищами. Все должны были проходить для целования рук по два в ряд, в промежуток, на одной стороне которого находился государь с государыней, а на другой стояли обер-гофмаршал и церемониймейстер, которые последними исполняли обряд целования и были ответственны за шум и беспорядок, происходящий в толпе. Идя на baise-main[1] от страха иногда зацеплялись, а зацепившись, начинали извиняться, другие, приготовляясь к ожидавшей их чести, сморкались, и все это производило небольшой шум, который приводил императора в ярость. Тотчас отдавал он церемониймейстерам приказание внушить собравшимся о почтении, которое должно соблюдать по отношению к его особе, а иногда, не имея терпения дождаться успеха миссии церемониймейстеров, кричал своим гробовым голосом: "Молчать!", что приводило в трепет самых бесстрашных».
При дворе Екатерины II существовал абсолютно другой порядок представления царским особам: «…дамы, представляясь государыне, приседали (как то делается во Франции и Германии), а представляясь наследнику, кланялись по русскому обычаю, нагибая голову и не разгибая колен». Мужчины целовали императрице руку. «Когда Ее Величество благодарили за какую-нибудь милость, то можно было становиться и не становиться на колено, но я предпочел сделать первое. Когда камергер меня назвал, и государыня пожаловала мне руку, чтобы ее поцеловать, признаюсь, что я крепко прижал ее к моим губам». Причем, по словам А. С. Шишкова, «Екатерина всегда левою рукой брала и нюхала табак, а правую подавала для поцелуев». Павел I выражал сожаление, что «у него рука не пухнет, как у Екатерины, от многих и частых поцелуев».
Аббат Жоржель так описывает «тогдашний порядок представления» Павлу I: «Желающие откланяться государю должны были предварительно записаться у обер-гофмаршала и потом явиться во дворец в назначенный день. В этот день император, шествуя с императрицей к обедне, проходил через залу, в которой собирались другие сановники, иностранные послы, депутаты и т. д., и если, по возвращении из церкви, император не проходил через эту залу, где должно было происходить целование руки, и если он не звал явившегося в свой кабинет, то должно было записаться снова у гофмаршала и явиться в следующий приемный день. Упомянутая записка и явка были обязательны до трех раз. Если же в третий раз император, по выходе из церкви, не являлся в зале, то это значило, что отпуск кончился без личного свидания с государем. Такую неудачу испытала баварская депутация. Кроме того, перед выездом из Петербурга за границу необходимо было последовательно три раза публиковать об этом в газетах, а без предъявления таких публикаций не выдавалось ни паспорта, ни подорожной.
О придворном этикете, учрежденном Павлом I, рассказывает и швейцарец Массон, восемь лет проживший в России и имевший возможность наблюдать высший круг русского общества: «Внутри дворца был введен столь же строгий и страшный этикет. Горе тому, кто при целовании жесткой руки Павла не стукался коленом об пол с такой силой, как солдат ударяет ружейным прикладом. Губами при этом полагалось чмокать так, чтобы звук, как и коленопреклонение, подтверждал поцелуй. За слишком небрежный поклон и целование камергер князь Георгий Голицын был немедленно послан под арест самим Его Величеством».
