— Это вы, ребята, — сказал он. В его голосе явственно чувствовалось облегчение. Все мы знали, кого он ожидал увидеть. — Проходите, граждане.
Мы зашли, и несколько людей, направлявшихся в свои квартиры, заметили нас. Что бы ни случилось дальше, они запомнят этот момент. При допросе арбитров они выступят в роли свидетелей.
Жена Чилтерна лежала в кровати, закутавшись в теплые одеяла, от которых поднимался нездорово-приторный запах ветхости, болезни и смерти. Старые механические часы — по всей видимости, самое заветное сокровище хозяев — громко тикали в углу, отсчитывая время до смерти старухи. Старик повернулся к нам спиной. Антон пихнул меня локтем. Не знаю, чего он от меня ждал, — наверное, что я выхвачу дубинку и огрею старика по затылку.
— Это Антон и Лев, дорогая, — сказал старик Чилтерн. — Те ребята, которые помогли мне прошлой ночью. Я говорил тебе о них.
Старуха с трудом приподнялась на локте и, моргая, взглянула на нас. Ее дыхание было хриплым и натужным. Похоже, у нее были мокроты в легких. В голове у меня засела мысль, что ей и так недолго осталось. Было бы милосердием избавить ее от страданий.
— Вы, ребята, очень храбрые, — сказала она, — раз прогнали тех грабителей.
Значит, Чилтерн не рассказал ей, кем были «грабители» и почему они на него напали. Он посмотрел на нас с просьбой в глазах, безмолвно умоляя молчать. Старик хотел, чтобы она скончалась спокойно. Я незаметно кивнул. Он выглядел до жалкого благодарным. В тот момент я возненавидел Чилтерна за то, что он такой слабый, и добрый, и заботливый.
Чилтерн прошел в угол, где располагались раковина и древняя плита. На тарелке лежали маленькая буханка хлеба и пачка протеиновой пасты. Еще там была небольшая щербатая кружка. Он взял хлеб с пастой, сложил вместе и протянул Антону. На мгновение мне стало страшно, что сейчас он попытается вышибить этим старику мозги. Чилтерн возвратился за кружкой. В ней плескался мутный холодный чай.
— Этого мало, но больше у нас ничего нет, — произнес он.
На лице Антона появилась жуткая ухмылка. Он кивал и подмигивал мне. Я понял, что теперь перспектива тащить стариков к шахте лифта и сбрасывать их вниз вызывала у него замешательство. Антон не мог заставить себя это сделать. Он хотел, чтобы я взял все на себя.
— Зачем вы пришли, ребята? — спросил Чилтерн. Видимо, ситуация начала казаться ему странной. В его голос закрались нотки тревоги. — Вы ведь не попали в беду?
Мне захотелось спросить: «А если и так, старик, что ты сделаешь?» Но вместо этого я сказал:
— Просто хотели убедиться, что с вами все хорошо. — Меня удивило, как легко далась мне эта ложь. Так или иначе, решение было принято. Хладнокровный маленький монстр, что придумал этот план, вот-вот выйдет из теней.
— Да, все так, — сказал Антон. — Мы пришли, чтобы принести вам еды. — Он достал из кармана мятый бумажный пакет с конфетами и попытался впихнуть его старику, который стал отпираться.
— Вы очень добры, ребята, — сказала старуха. — Но нам ничего не надо, да, Альберт?
Старик закивал. Мы простояли в неловком молчании еще несколько мгновений, а затем я сказал:
— Тогда всего хорошего, нам пора.
— Заходите в любое время, ребята, — одновременно ответили они и засмеялись.
Я знал, что в следующий раз в дверь постучим уже не мы. Старик Чилтерн тоже это знал. Может быть, он даже понимал, зачем мы пришли на самом деле. Когда мы вышли за порог, он произнес:
— Спасибо вам, ребята, за все.
Если только мне это не померещилось.
— Доброй ночи, гражданин, — отозвался я.
— Могло пройти и лучше, — сказал Антон, когда мы вновь оказались под мерцающим газовым светом в коридоре.
— Нет, не могло, — произнес я. — Все прошло отлично.
— У тебя есть план?
— Иди домой, собирай вещи, — сказал я. — Завтра идем в вербовочный пункт.
Антон протяжно ухнул. Он выглядел таким довольным, словно я пообещал ему вечер в грошовом театре, а затем посещение Борделя мамаши Крейвен. Он радостно бросился прочь, даже не попрощавшись.
Я отправился домой. Меня не покидало подозрение, что все пройдет не столь гладко. В Кузничном рынке по-другому не бывало.
Когда я вернулся, отца дома не было. Скорее всего, ушел в запой. Это был его обычный ответ на сложности. Отчасти меня это опечалило — мне уже не представится возможности попрощаться с ним, прежде чем уйти навсегда. Он был моей единственной родней. Моим отцом, что бы он ни вытворял. Но все же я обрадовался, поскольку его отсутствие упрощало мне задачу. Я нашел ключ, спрятанный под креслом. Прошел к съемной пласкритной плитке в полу и поднял ее. К моему облегчению, коробочка оказалась там, где отец оставил ее. Я открыл ее ключом и достал содержимое, замотанное в защитную промасленную ткань.
Я медленно и осторожно размотал ее, как делал это он, когда я был совсем маленьким, а он думал, что я сплю. Это был старый лазпистолет, оружие, которое отец носил в свою бытность в банде. Металл в ладони показался мне тяжелым и холодным, как сама смерть. Пальцы сжались на рукояти, и я поднял оружие на уровень глаз и прицелился вдоль корпуса, как дети, когда играют на улице в орков и гвардейцев. С лазпистолетом я почувствовал себя сильным и в то же время уязвимым и безумным — словно я не властен над собой, когда держу его в руках, и способен выкинуть нечто безумное, как убийцы, устраивавшие бойни в трущобах подулья.
От ощущения спускового крючка под пальцем мое сердце забилось быстрее, а дыхание участилось. Я представил, как беру Маленького Тоби или одного из его щербатых костоломов на прицел и сжигаю на месте.
Я тихонько хохотнул. Оружие было старым, и я даже не знал, работает ли оно. Я нажал маленькую круглую кнопку рядом с большим пальцем. Лазпистолет едва ощутимо задрожал. Индикатор на задней части рукояти замигал зеленым, указывая, что батарея держит заряд. Я знал все это из пропагандистских романов, как и то, что делать дальше. Если вам кажется странным, что необученный парень мог столь легко управиться с оружием, вспомните, что его разрабатывали для неотесанных деревенщин и отбросов из трущоб Империума, как мне когда-то сказал один техножрец.
Я провел большим пальцем по диску регулировки энергии, скрутив его в самый слабый режим. Таракан вернулся. Я прицелился в насекомое и нажал спусковой крючок. Я промазал, но луч низкой интенсивности озарил комнату и опалил трубу. Я повел лазпистолетом следом за тараканом, обратившимся в бегство. Второй луч попал точно в цель и сжег насекомое на месте. Его панцирь взорвался, когда внутренности перегрелись.
Оружие работало. Я выключил его и спрятал в пальто. Затем я вернул коробочку на место и накрыл сверху пласкритной плиткой. Мне не хотелось, чтобы отец споткнулся о нее, когда придет домой пьяным.
Как выяснилось, я мог не беспокоиться. Той ночью он не вернулся. Мне удалось хорошенько выспаться на холодном полу. Я проснулся на рассвете — самое время вставать и приступать к делу. Я собрал вещи и остановился у двери, чтобы в последний раз посмотреть на свой дом. Думаю, я знал, что больше его не увижу. Это было странное чувство. Я прожил в этой крошечной тесной комнатушке всю жизнь. Я не хотел бросать отца, не сказав ему, куда ухожу, и у меня не было ни бумаги, ни стилуса, чтобы оставить письмо.
