Давным-давно, когда Самуил Гольдштейн приехал в Россию, он был почти нищим немецко-еврейским эмигрантом. В 90-х годах XIX века, благодаря трудолюбию и деловой хватке, мы уже видим его владельцем крупного кожевенного завода в Вильне, российском центре производства кож. Финансовый вес фирмы Гольдштейна, оценивавшейся приблизительно в 400 тыс. рублей, сделал ее опорой экономической жизни города и губернии. Подобно многим успешным предпринимателям, Самуил был полон решимости дать своей семье все то, чего сам был лишен в юности. Было приобретено загородное имение. Сыновья промышленника, Павел и Альберт, по выходным часто устраивали в имении охоту, на которую приглашались местные армейские и жандармские офицеры. Очевидно, именно здесь Мясоедов познакомился с Кларой Самуиловной, одной из двух дочерей Гольдштейна, начал ухаживать и в 1895 году женился на ней11.
Брак принес Мясоедову приданое Клары, составлявшее по тем временам весьма значительную сумму, 115 тыс. золотых рублей. Кроме того, молодой жандармский офицер стал вхож в обширный круг клиентов и родственников Гольдштейнов. Число людей, к которым он мог обратиться за советом и помощью, резко возросло, как, впрочем, и число тех, кто мог обратиться с соответствующей просьбой к нему. Одним из таких новых знакомых был Франц Ригерт, муж сестры Клары, Марии. В 1905 году Ригерт практически вынудил Мясоедова выступить его партнером и представителем в деле о покупке земли. Совместными усилиями Ригерт и Мясоедов приобрели имение в 932 десятины земли в Свенцянском уезде Виленской губернии. Хотя авансовый платеж полностью внес Ригерт, и он же являлся реальным собственником Сорокполя, во всех бумагах фигурировало только имя Мясоедова. Объяснялось это просто: как дворянин, Мясоедов имел право взять в Дворянском земельном банке, финансировавшем сделку, кредит в 25 тыс. рублей под низкий процент12. Схема эта, хорошо известная, будет повторяться в жизни Мясоедова еще несколько раз, когда он фактически продавал свое имя, влияние или пост люд ям более низкого происхождения для совершения сделок.
Впрочем, благодаря браку Мясоедов получил и собственное немалое состояние и, не теряя времени, воспользовался переменой в судьбе. В Вильне был куплен большой дом, который сдавался армии под казармы и приносил ежегодно 3 тыс. рублей дохода13. Также был отстроен особняк с необычным и роскошным каменным фасадом, вызвавший в Вержболово много пересудов.
Обзаведясь супругой и домом, Мясоедов мог теперь отплатить за то гостеприимство, которым его дарили многие годы, и быстро приобрел известность своими богатыми и веселыми вечерами. Он активно искал дружбы офицерства; праздники, устраивавшиеся в его доме, привлекали как прусских, так и российских военных. Впоследствии князь П.П. Ишеев из 8-го драгунского императора Александра III полка объяснял, почему приглашение к Мясоедову считалось таким лестным: «Обворожительная хозяйка, интересные приезжие немки и широкое хлебосольство, все это, откровенно говоря, влекло нас, холостую молодежь, скучавшую в захолустной стоянке»14. Но Мясоедов не только разгонял гарнизонную скуку. Корнет П.М. Шуринов вспоминал, что Мясоедов постоянно оказывал ему и его товарищам разные любезности — к примеру, снабжал их бесплатными пропусками для перехода границы или использовал свои связи на железной дороге для улучшения их жилищных условий15. Всем было известно, что Мясоедов с легкостью выдает заграничные пропуска, не затягивая дела и не требуя взяток (в отличие от многих других царских чиновников), за что местное гражданское население относилось к нему с уважением16.
Все вышесказанное рисует образ Мясоедова — заурядного чиновника, прозябающего в провинциальной глуши. Однако, несмотря на впечатление скучного захолустья, Вержболово далеко не было рядовым населенным пунктом, и мясоедовская служба там вовсе не сводилась к перекладыванию бумажек. Во-первых, Вержболово располагалось на пересечении основных путей въезда и выезда из России. Во-вторых, следует учесть близость северо-западных окраин империи — областей, чей этнический, культурный и экономический облик разительно отличался от великорусского. И, наконец (хота большинство не имело об этом ни малейшего представления), Вержболово играло важную стратегическую роль — оно было главным плацдармом российской разведки на германском направлении. Эти особые свойства Вержболово и прилегающих областей определили те три разные жизни, которые вел здесь Мясоедов: он был жандармским офицером, коммерсантом и агентом разведки. Мясоедов прекрасно осознал и в полной мере использовал те возможности, которые предоставило ему место службы. Но именно туг были посеяны семена его будущих несчастий.
Ворота в Россию
На рубеже веков Россию связывало с Европой лишь два удобных железнодорожных переезда. Первый — пограничная станция Александрово, где сходились железнодорожные пути на Варшаву, Украину и Москву. Второй — Вержболово, куда прибывали пассажиры, направлявшиеся в Петербург или города балтийских губерний. Скорый поезд покрывал расстояние в 462 мили между Берлином или Эйдткуненом за десять с половиной часов. В версте от Эйдткунена находилось Вержболово, где за время часовой остановки пассажиры проходили паспортный и таможенный контроль. По завершении этих формальностей пассажирам оставалось еще 555 миль (и пятнадцать часов) до столицы Российской империи17. Путешественники из Петербурга в Западную Европу, следовавшие по этому маршруту, также останавливались в Вержболово для пограничного досмотра. С 1901 года этот досмотр полностью перешел в ведение Мясоедова.
Сергей Николаевич воспользовался своим положением, чтобы снискать расположение всех сановных путешественников, равно российских и иностранных, вынужденно останавливавшихся в Вержболово. Богатым, влиятельным и высокопоставленным он оказывал всяческие услуги, лично их приветствовал, следил, чтобы те были удобно устроены, и иногда даже закрывал глаза на нарушение таможенных правил18. Он был представлен императору и большинству видных членов царской фамилии, а также представителям всех других царствовавших родов Европы. Мясоедов ценил близкое знакомство с великими мира сего, ведь их расположение могло быть в нужный момент превращено в протекцию — наподобие денег, положенных до времени в банк. Эта, так сказать, «политика почтительности» принесла заметные плоды — за короткое время Мясоедов получил двадцать шесть российских и иностранных наград, хотя многие из собранных им медалей и орденов едва ли можно назвать престижными (вроде сиамского ордена Белого Слона четвертой степени)19. Как бы то ни было, Мясоедову несомненно удалось приобрести определенную популярность.
Одним из тех, кто узнал о существовании вержболовского жандармского офицера, был не кто иной, как сам германский император Вильгельм II. По удачному совпадению Вильгельм обожал охотиться и предавался этому занятию с такой частотой и страстью, что, как говорили, за всю жизнь лично убил более пятидесяти тысяч диких животных20. Его излюбленным охотничьим угодьем было поместье Роминтен в Восточной Пруссии, по соседству с пограничным Эйдткуненом. Каждую осень Вильгельм со свитой на несколько недель удалялся в Роминтен, где стрелял оленей и лосей. Ежедневно в пять часов утра гостей императора будил шум автомобилей сопровождения, которые должны были отвезти их — наряженных в придуманные самим Вильгельмом нелепые псевдо-средневековые охотничьи костюмы — на заранее подготовленные в чаще леса охотничьи позиции21. Там им предстояло встать на номера и ждать, пока загонщики доставят им зверя для убийства.
