Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Мистер Бенсон не возражал и немного успокоился.
– …Об этом вам расскажут представители Лондонской и Северо-Восточной железной дороги. – Мистер Блэйтон вошел в рабочий ритм, а судья Смит, хотя и был согласен, что дело следует представлять максимально полно, все же раздумывал: как бы намекнуть, что хотелось бы больше сути и меньше артистизма.
– Тем временем, – обращался мистер Блэйтон к присяжным, в блаженном неведении о мучениях его светлости, – вы, несомненно, внимательно рассмотрите все свидетельства, предложенные мной и моими учеными коллегами, представляющими защиту, и только эти свидетельства – считаю своей обязанностью предостеречь вас от использования любых слухов, достигших ваших ушей, – и я уверен, что вы сосредоточитесь на трех пунктах. – Блэйтон облегченно выдохнул, благополучно добравшись до конца предложения, в котором чуть было сам не запутался, и начал перечислять, ведя счет на коротких толстеньких пальчиках: – Первое: умер ли Ланс… умер ли Генри Каргейт от яда, подмешанного в нюхательный табак? Если вы утвердительно ответите на этот вопрос, тогда вам придется спросить себя: «Принял ли он яд добровольно?» – иными словами: «Совершил ли покойный самоубийство, произошел ли несчастный случай или некто намеренно добавил яд в табак с целью совершения убийства?» Если вы придете к решению, что яд был подсыпан намеренно, то вам придется ответить на третий вопрос: «Кто именно подсыпал яд?»
Блэйтон вновь поправил мантию на плечах. Судя по лицам присяжных, все шло хорошо. Заинтересованные, они следовали за Блэйтоном; он сумел постепенно представить себя как разумного, прямого, логичного человека, пытающегося помочь им разрешить сложную задачу.
Из двенадцати мужчин, к которым он обращался – так случилось, что среди присяжных не оказалось ни одной женщины, – на одиннадцать он произвел глубокое впечатление. Только Джон Эллис, старшина, испытывал некоторые сомнения, не слишком ли много пышных фраз и не слишком ли мало дела; но в качестве должностного лица он давно привык выслушивать болтологию, которой злоупотреблял Блэйтон. И еще Джон Эллис считал, что обязан быть чуточку мудрее прочих.
– Полагаю, что из трех названных вопросов два первых не вызовут затруднений. – Блэйтон произнес эти слова уверенным тоном, хотя все же скосил глаза на Вернона и его помощника. Они ведь не намерены оспаривать утверждение, что Каргейт был убит посредством табака?
На лице Вернона не дрогнула ни одна мышца. До начала перекрестного допроса Харди он не собирался раскрывать линию защиты; возможно, и тогда лучше не спешить, ибо ни Вернон, ни Оливер не встречались с Харди и еще не составили мнения, стоит ли пытаться разбить его свидетельства.
– Никаких затруднений, на мой взгляд. – Не то чтобы важно было знать заранее, оспорит ли защита это утверждение; Блэйтону скорее почему-то было любопытно. – Никаких затруднений, поскольку свидетельства медицинского эксперта, которые будут вам представлены, весьма однозначны. Не буду в настоящий момент утомлять вас техническими деталями. О них вам расскажет доктор Гардинер, появившийся на месте вскоре после трагедии и справедливо отказавшийся подтвердить причину смерти без детального обследования; также выступят патологоанатом и аналитик, которых вызвала полиция, чтобы получить квалифицированное мнение. Их показания, естественно, будут изобиловать специальными подробностями, но, думаю, что с некоторым усилием мы с вами, господа присяжные, сможем их понять. В любом случае, постараемся.
Эллис посмотрел на судью: интересно, скрывает ли непроницаемое лицо с римским носом ум, который также возмущается риторикой мистера Блэйтона?
– Прежде чем продолжить, я хотел бы привлечь ваше внимание к действиям доктора Гардинера. Одно совпадение привело к смерти Генри Каргейта; и два примера тщательного отношения сделали возможным расследование его смерти. Я уже упоминал действия представителей Лондонской и Северо-Восточной железной дороги – это один пример тщательного подхода. Совпадением явилось то, что в усадьбе Скотни-Энд – резиденции покойного – появилось осиное гнездо; уничтожить его Генри Каргейт поручил своему садовнику, и для этой цели он собственноручно приобрел некоторое количество – избыточное, поскольку сам не знал, сколько требуется, – необходимого вещества. Вы увидите, что это совпадение и привело к смерти Каргейта. А что касается второго примера тщательного подхода к делу – это действия доктора Гардинера по отношению к пациенту, с которым он не встречался прежде и с которым уже не встретится впредь.
Блэйтон сделал театральную паузу, и тут судья Смит чихнул, подпортив эффект. К сожалению для Анструтера Блэйтона, хотя большинство свидетелей были удалены, как положено, из зала суда, здесь присутствовали полицейский инспектор, проводивший расследование, и медицинские эксперты. Выслушав вступительную речь обвинителя, инспектор Фенби незаметно пожал плечами и подумал, что во всем ведь принимали участие и другие. «Во всяком случае, это не железнодорожная компания, а машинист все разрулил, да и то его главным желанием было довести поезд до Грейт-Барвика и сдать смену». А доктор Гардинер, по соизволению суда выслушивающий речи Блэйтона, покраснел не от удовольствия, а от стыда, поскольку, как честный человек, не считал себя вправе получать незаслуженные похвалы. Давая показания, на которых теперь основывал свою речь Блэйтон, он смолчал о том, что могло бы случиться. Он вполне мог допустить промах на залитом солнцем привокзальном дворе Ларкингфилда, где над темно-красными и чайными розами разносился в воздухе аромат резеды. Заметить другой запах было нелегко.
Сначала все казалось очень просто. День у доктора выдался хлопотливый. Один из многочисленных кузенов Харди умудрился воткнуть себе в ногу вилы, которыми чистил свинарник. Перевязав ногу, Гардинер поспешил обратно в свою приемную в Ларкингфилде, рассчитывая до наплыва пациентов посетить тюрьму в Хинстеде, в семи милях от Ларкингфилда в противоположную от Скотни-Энда сторону. Так что на станцию доктор поехал с большой неохотой.
Кроме того, именно ради Каргейта доктор не видел причин лезть вон из кожи. Как и Харди, он возмущался тем, что владелец поместья Скотни-Энд старается все получать из Лондона – только в данном случае речь шла не о хлебе, а о медицинских услугах. Причем последнее обстоятельство Каргейт публично подчеркивал, что нельзя было назвать образцом тактичности – так рассудил викарий Скотни-Энда, зачем-то рассказавший обо всем Гардинеру. Каргейт был не просто богат, – он кичился своим богатством и всем повторял, что не нуждается в экономии. Когда викарий, думая оказать услугу и Каргейту, и Гардинеру, назвал удачным совпадением, что местный врач обладает блестящими современными познаниями, Каргейт немедленно оборвал его:
– Никогда и не подумаю обращаться к местным эскулапам. Я пользуюсь услугами только экстра-класса. Даже если бы я не мог себе такого позволить, мне и в голову не пришло бы на этом экономить. Если понадобится, я в состоянии заплатить за визит лондонскому доктору – и пусть привезет, если сочтет нужным, лучшего кардиолога.
Бедный викарий испытал унижение, совершенно незаслуженное; возможно, поэтому он, не совсем в согласии с высокими христианскими принципами, сообщил Гардинеру, что тому не стоит рассчитывать на расширение врачебной практики за счет владельца Скотни-Энд-холла.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
