Дивим Твар вздохнул и нахмурился. Он не мог понять Элрика и побаивался, как бы ему самому в один прекрасный день не пришлось принять точку зрения Йиркуна. Доводы принца, по крайней мере, были относительно ясны и понятны. Он слишком хорошо знал характер Элрика и даже мысли не допускал, что тот действует таким образом из слабости или апатии. Парадокс состоял в том, что Элрик спокойно относился к предательству Йиркуна именно потому, что был силен и мог уничтожить Йиркуна в любую секунду. А характер Йиркуна подталкивал его к тому, чтобы испытывать силу Элрика, потому что он инстинктивно чувствовал — если Элрик даст слабину и прикажет его убить, это будет означать, что он, Йиркун, победил.
Ситуация была непростой, и Дивим Твар всей душой хотел не быть впутанным в ее перипетии. Но его преданность королевскому дому Мелнибонэ была сильна, а его личная преданность Элрику — неколебима. Он подумывал, не организовать ли тайное убийство Йиркуна, но знал, что такой план почти наверняка обречен на неудачу. Будучи опытным колдуном, Йиркун несомненно дознается о том, что готовится покушение на его жизнь.
— Принцесса Симорил,— сказал Дивим Твар,— я могу только молиться о том, чтобы твой брат захлебнулся в собственной ненависти.
— Я буду молиться вместе с тобой, повелитель Драконьих пещер.
Они вместе вышли из зала.
Глава третья УТРЕННЯЯ ПРОГУЛКА: МИГ СПОКОЙСТВИЯ Первые лучи солнца коснулись башен Имррира, и те засверкали в вышине. Множество башен, и у каждой был свой оттенок — тысячи разных цветов. Розовые и нежно-желтые, алые и светло-зеленые, розовато-лиловые, коричневые, оранжевые, голубоватые, белые, зернисто-золотые — все они были прекрасны в солнечном свете. Два всадника выехали из ворот Грезящего города и направились по зеленой траве к сосновому лесу, где среди массивных стволов словно бы еще таились тени минувшей ночи. Суетились белки, пробирались в свои норы лисы, пели птицы, а лесные цветы раскрывали свои бутоны, наполняя воздух сладкими ароматами. Лениво жужжали просыпающиеся насекомые. Контраст между жизнью в городе и этой неторопливой природой был колоссален и, казалось, отражал контрасты, существовавшие в сознании по крайней мере одного из всадников, который теперь спешился и, по колено утопая в ковре голубых цветов, вел своего коня. Другой всадник, девушка, остановила своего коня, но спешиваться не стала. Она склонилась к луке высокого мелнибонийского седла и улыбнулась мужчине, своему любимому.
— Элрик, ты хочешь остановиться так близко к городу?
Он улыбнулся ей через плечо.
— Ненадолго. Мы так поспешно бежали. Мне нужно собраться с мыслями, прежде чем ехать дальше.
— Как ты спал прошлой ночью?
— Неплохо, Симорил. Может быть, я даже видел сны, но забыл их... понимаешь, когда я проснулся, во мне осталось предчувствие чего-то... Хотя, возможно, это последствия неприятного разговора с Йиркуном.
— Ты думаешь, он собирается применить против тебя свое колдовство?
Элрик пожал плечами.
— Если бы он планировал что-нибудь серьезное, я бы почувствовал это. А он знает мои силы. Сомневаюсь, что он осмелится прибегнуть к магии.
— У него есть причины считать, что ты не будешь использовать колдовство. Он столько времени проверял твой характер, нет ли теперь опасности, что он станет проверять твое искусство? Не начнет ли он испытывать твои колдовские способности, как испытывал твое терпение?
Элрик нахмурился.
— Да, я полагаю, такая опасность существует. Но мне кажется, что думать об этом еще рано.
— Он не успокоится, пока не погубит тебя, Элрик.
— Или не погибнет сам, Симорил,— Элрик нагнулся и сорвал цветок. Он улыбнулся,— Твой брат не приемлет компромиссов, ведь так? Как же все-таки слабые ненавидят слабость.
Симорил поняла смысл сказанного. Она спешилась и подошла к нему. Ее тонкое платье было почти того же оттенка, что и полевые цветы, сквозь которые она шла. Элрик протянул ей цветок, и она взяла его, коснувшись лепестков красивыми губами.
— А сильные ненавидят силу, моя любовь. Йиркун — мой родственник, и тем не менее я даю тебе этот совет — используй свою силу против него.
— Убить его я не могу. У меня нет такого права,— На лице Элрика появилось знакомое ей задумчивое выражение.
— Ты мог бы изгнать его.
— Разве для мелнибонийца изгнание не равносильно смерти?
— Ты ведь и сам собирался посетить Молодые королевства.
Элрик горько рассмеялся.
— Может быть, я не настоящий мелнибониец. Йиркун ведь так и говорит, а другие с ним соглашаются.
— Он тебя ненавидит, потому что ты склонен предаваться размышлениям. Твой отец был склонен предаваться размышлениям, но никто не говорил, что он плохой император.
— Мой отец решил, что лучше не воплощать в жизнь плоды своих размышлений. Он правил так, как и должен править император. Должен признать, Йиркун тоже правил бы так,
как подобает править императору. И у него есть шанс вернуть величие Мелнибонэ. Если бы он стал императором, то тут же начались бы завоевательные войны ради восстановления империи в ее первоначальных границах. Он вновь распространил бы нашу власть на всю землю. И именно этого желает большинство моих подданных. Вправе ли я идти против их желаний?
— Ты вправе поступать, как считаешь нужным, ведь ты император. Все, кто тебе предан, думают так же, как и я.
— Может быть, их преданность неправомерна. Может быть, Йиркун прав, и я не оправдаю их преданности, и по моей вине рок обрушится на остров Драконов,— Его задумчивые малиновые глаза встретились с ее взглядом,— Может быть, лучше было бы, если бы я умер, покинув чрево матери. Тогда императором стал бы Йиркун. Я помешал его судьбе.
— Судьбе нельзя помешать. То, что случилось, должно было случиться, потому что этого захотела судьба, если только она существует и если наши действия не являются всего лишь ответом на действия других.
Элрик глубоко вздохнул и посмотрел на нее с ироничным выражением на лице.
— Если верить традициям Мелнибонэ, то твоя логика заводит тебя в ересь, Симорил. Может быть, тебе лучше забыть дружбу со мной.
Она рассмеялась.
— Ты начинаешь говорить, как мой брат. Уж не испытываешь ли ты мою любовь к тебе, мой господин?
Он запрыгнул в седло.
— Нет, Симорил, но я бы посоветовал тебе самой испытать свою любовь, потому что я предчувствую — наша любовь чревата трагедией.
Садясь в седло, она улыбнулась и покачала головой.
— Ты во всем видишь рок. Почему ты не можешь принять те дары, что были тебе даны? Они ведь достаточно многочисленны.
— Да, с этим я согласен.
Услышав стук копыт, они обернулись и увидели невдалеке всадников в желтых доспехах, скакавших нестройной группой.
